Ричард Бэттс - Духовник царской семьи. Архиепископ Феофан Полтавский, Новый Затворник (1873–1940)

Если старец чувствовал, что присутствующие в алтаре невольно наблюдают за ним и за его молитвою, он старался скрыть свое состояние неким юродством. Он в этом случае обычно подходил к стене и, выдавая себя за рассеянного богомольца, по тени своей на стене поправлял и приглаживал на голове волосы.

Владыка Феофан рассказывал о духовной прозорливости дивного старца Божия Алексия. В то время он, молодой иеромонах Феофан, профессор академии, отправился из Петербурга в Валаамский монастырь по некоей духовной необходимости. Его беспокоила мысль: в аскетических правилах Святых Отцов монаху предписывалось как можно меньше уделять внимания своей внешности. Но Церковь благословила ему быть ученым монахом и жить и спасаться в миру. Но, живя в миру, невозможно забыть свою плоть и не заботиться о внешности… С этим и вошел будущий владыка Феофан в келлию старца Алексия. Ему он собирался рассказать и ожидать решения, которое, как отец иеромонах был совершенно убежден, будет и ответом Божиим на поставленный вопрос. И вера эта не была посрамлена.

Отец Феофан не только получил ответ, но получил с удостоверением, что такова именно воля Божия.

Старец, как всегда, принял иеромонаха очень и очень радушно. Усадил его и попросил минуточку подождать.

Сам же взял зеркало, поставил его на стол, за которым сидел отец Иеромонах, взял гребень и старательно причесался. После этого он все убрал со стола и, обратившись к отцу Феофану, сказал: «Ну а теперь уже будем разговаривать!»

Так, безо всяких слов, старец Алексий дал ответ на незаданный еще вопрос, с каким отец иеромонах и профессор академии прибыл в обитель Валаамскую и вошел в келлию Старца.

Говоря о насельниках Валаамской обители, владыка Феофан умилялся всегда тому, что старые монахи называли кипяток, который можно было получить после обеда, «утешением». На монашеском языке утешением называется послабление каждодневного поста в праздничные дни.

Но не сразу привел Господь душу Владыки к опытному духовному руководителю, к истинному, благодатному, святому старцу, каким был иеросхимонах Алексий. В начале своего пребывания в Петербурге студент Василий Быстров пользовался советом духовника, которого, по рекомендациям других, избрал среди монашествующих Александро-Невской Лавры. Однажды, по действию диавола, случилось немалое искушение.

Когда Василий пришел в Лавру на исповедь к тому иеромонаху, он оказался нетрезвым. Василий же этим не смутился и, как ни в чем не бывало, исповедался, взял благословение и спокойно ушел. Когда в следующий раз он пришел к этому иеромонаху, тот поклонился ему до земли и просил прощения. При этом монах воздал должное Василию за правильное отношение к случившемуся, за то, что он не смутился и не осудил его. Все получилось неожиданно и для самого Духовника. Он не знал слабости своего организма и опьянел от малого. А молодой человек проявил мудрость Святых Отцов, мудрость Евангельскую, памятуя о том, что на исповеди человек предстоит пред Господом, а не пред человеком.

В этом отношении примечательно воспоминание одного человека, которому посчастливилось побывать на исповеди у самого архиепископа Феофана: «Я стал пред аналоем в углу его келлии. На аналое – святой крест и Евангелие. Архиепископ прочел молитвы перед исповедью, и, когда настало время мне говорить свои грехи, его не оказалось рядом со мною, как это бывает обычно во время исповеди. Я невольно оглянулся. Он стоял в противоположном углу. И понял я, что Архиепископ оставил меня пред крестом Христовым и Святым Евангелием. Этого понимания, видимо, и желал Владыка, ясно показывая, что исповедываюсь я перед Самим Богом». У владыки Феофана все, что мы привыкли воспринимать механически, по традиции, без значения и внутреннего смысла, оживало и получало свой изначальный духовный смысл.

С юных лет будущий Владыка искал духовного совета у опытных, по слову Святых Отцов. Вначале это были просто духовники, а затем, по окончании академии и принятии монашества, он руководствовался в своей духовной жизни благодатными, духоносными старцами.

По каждому важному вопросу обращался Владыка к ним и находил у них с избытком то, что искал. Любовь к старцам он всячески прививал и студентам академии. Но язык старческого иносказания не всегда был понятен им. Так, однажды, по совету владыки Феофана, студенты отправились к одному старцу, несомненно благодатному

и широко известному. Пришли они к нему, а он в это время мыл пол в своей комнате. И большая лужа воды была на полу. Конечно, старец провидел, что к нему идут «гости», и, чтобы показать им самим их духовное состояние,

за минуту до их прихода занялся мойкой пола. Студенты не поняли тогда этой притчи и, разочарованные, вернулись.

«Не поняли они языка старческого, – сожалел владыка Феофан, – не поняли они того, что он хотел им сказать и показать. Ведь они пришли к нему с высоким мнением о себе, что “мы, мол, – академики”. А знаменитый духоносный старец, к которому съезжались со всех сторон большие люди за духовным советом, показал им, прежде всего, свое собственное смирение тем, что мыл в своей келлии пол. И если бы эти молодые и здоровые люди бросились помогать удрученному годами и подвигами старцу и, в первую очередь, убрали бы большую лужу воды, которая, кстати говоря, мешала им подойти к старцу, чтобы принять от него благословение, они бы отгадали, счастливо для себя, то мудрое “слово”, которое без слов хотел преподать им великий старец. И при этом, с другой стороны, он им показал их собственное состояние, высокое мнение о себе, гордость – “как это мы будем ему мыть пол?” Но может быть, позже они поймут это старческое иносказание».

Гефсиманский Черниговский скит

Владыка Феофан часто ездил к старцам не только на Валаам, но и в Гефсиманский скит Троице-Сергиевой Лавры.

Этот скит основан был знаменитым Филаретом (Дроздовым), митрополитом Московским.

В начале XX века в этом скиту подвизались два благодатных старца – отец Исидор и отец Варнава. Старцы эти были нрава противоположного. Отец Варнава был очень строгий, сама ревность о Господе, а отец Исидор, напротив того, был благостный, очень смиренный и бесконечно милостивый. Возле него всегда ютились всякие бродяги и пьяницы… И всех он кормил. Старцу Исидору делались неоднократно строгие замечания по этому поводу и прямо запрещалось кормить этот, по сути, жалкий, погибающий люд. Но милостивый Старец жалел их и тайно продолжал кормить. Однако случилось так, что один из бродяг, по прозвищу Федька Каторжный, всегда подвыпивший, по дьявольскому наущению пытался зарезать своего кормильца.