Андрей Лоргус - Книга о счастье

Духовная зрелость предполагает не только знание себя, своих желаний и своих чувств, но и своих особенностей, своих отличий. Зрелость – это внутренний взор. Взор трезвенный и светлый: «…если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло» (Мф. 6: 22).

В прежние, докомпьютерные времена было принято вести дневники, причем этим занимались самые разные люди. Например, не только образованные барышни, писатели или общественные деятели вели ежедневные записи, но и многие подвижники, суровые аскеты тоже подвизались на эпистолярной ниве. Сегодня личные записи переместились в интернет-дневники. Но, согласитесь, далеко не все можно доверить публичному пространству. А для современного человека дневник своих чувств был бы очень полезен, потому что одна из проблем, с которой приходится сталкиваться психологу, это иногда частичное, а иногда полное неумение чувствовать. Нам порой приходится потратить год или полтора терапевтической работы с тем, чтобы помочь восстановить простое человеческое чувствование. Например, мы раздаем список чувств, потому что многие люди просто не знают, как назвать свои чувства; особенно трудно с этим у мужчин. Спрашиваешь: «Как вы себя сейчас чувствуете?» – «Нормально». За этим безликим «нормально» иногда стоит попытка скрыть свои чувства, а иногда – эмоциональная пустыня. Человек не видит, не ощущает чувств, у него внутри все как будто покрыто броней. Такое «окамененное бесчувствие» – болезнь современного человека: оно блокирует доступ к любви, к ощущению своей ценности. Какая там радость, какое счастье, если человек давным-давно запретил себе чувствовать и напролом идет к своей цели! Причинами такого душевного состояния являются прежде всего детские неврозы, психологические травмы и насилие, и преодолеть их непросто. В этой ситуации дневник чувств может быть терапевтическим инструментом.

Многие сейчас говорят, что мы живем в какое-то особо сложное для психики время. Перенасыщенный информацией человек несется на работу, а вечером, приходя домой, не может успокоиться, продолжает барахтаться в информационном потоке, пока, наконец, не заснет, уронив голову на клавиатуру. В таких условиях разве не труднее обнаружить в себе счастье?

Нет, я считаю, что ощутить себя счастливым во все времена было возможно и во все времена было непросто. Не думаю, что наше время чем-то принципиально отличается в этом смысле: оно по-своему сложно, но по-своему просто. Даже в наше время не все люди живут в такой безумной суете. Мы говорим о горожанах, о Москве прежде всего. Но это, как известно, не все человечество и даже не вся Россия. Хотя и в Москве есть много людей, которые живут тихо, медленно, спокойно и без избытка информации. Знаю людей, которые ходят на работу, и работа у них не особенно напряженная, возвращаются домой и ложатся спать. У них ничего не происходит и никакого перенасыщения впечатлениями и информацией нет. Просто все выбирают подходящий образ жизни: кому-то нравится беготня, суета и переизбыток информации, а кому-то комфортно в неспешности и покое. Ведь человек живет, в конечном итоге, так, как хочет.

Правда, некоторые так себя загоняют, что теряют ориентиры и плохо понимают, что соответствует их ритму, их темпераменту. Например, флегматик может ринуться в активную деятельность, и ему сначала даже покажется, что он – как рыба в воде. Но не заставят себя ждать вспышки раздражения, внезапный упадок сил, а потом – ощущение опустошенности. Хорошо, если человек понимает, что он просто оказался не на своей волне, сам с собой не совпадает. Тогда он может сменить сферу деятельности, например, перестать бегать и работать из дома через интернет, и все постепенно придет в норму.

Еще такой загнанный, вечно спешащий горожанин пытается справиться со стрессом, регулировать свое эмоциональное состояние с помощью разных «технических средств», например, откликается на объявление о занятиях йогой. Можно ли таким образом преодолеть невротические, психотические состояния, найти в себе некую тишину, покой? Наверное, да. Но только к счастью это не имеет отношения. Поэтому познание себя – это очень важно. Построить свою жизнь без самопознания невозможно.

Всякие модные нынче психотехники, околовосточные и парарелигиозные практики настраивают человека на то, чтобы избежать страдания. В христианстве подход принципиально иной.

Христиане считают, что счастье произрастает из глубины души, где живет фундаментальное духовное ощущение бытия: «я есть». Это не телесное, не физиологическое, не психологическое, а именно духовное ощущение, переживание своего бытия. И оно в своей силе, в своем первоисточнике настолько сильное, что его не может победить совокупность всех страданий. Но и это не предел. За ощущением бытия стоит Господь, который дал человеку жизнь. И в этом ощущении, в этом созерцании сотворенный Богом человек не ограничен. Как говорят святые отцы, в этом созерцании человек не знает границ и мер, они ему не открыты. И при этом святые отцы своим опытом свидетельствовали, что сначала – жизнь, а потом ее страдания. Если нет жизни, не будет страдания, а если страдание есть, значит, жизнь есть!

Нередко мне приходится сталкиваться с «неисцеленными страданиями». Мать плачет о погибшем сыне, или вдова оплакивает свое горе. Но оплакивание становится постоянным, «неисцелимым». Кажется, что сила горя настолько велика, что выплакать его нельзя. Но это не так. Сила горя всегда меньше жизни, в которой приключилось горе. Человек может избрать «горевание» своим смыслом жизни, своей главной задачей. Это эмоциональное застревание, фиксация на одной эмоции, когда все остальные чувства подавлены или сведены на нет. Такое упорствование в горе есть род зависимости, способ обретения себя, вывернутый наизнанку, проще говоря – извращение. Горе как способ не жить в жизни.

Помочь таким людям крайне сложно, потому что они закрыты в своем горе, как в скафандре, как в скорлупе, и выходить оттуда не желают. Кроме того, такое горевание зачастую расценивается как нравственный «подвиг», имеет нравственное оправдание, а это – подмена духовной жизни. Горюющая мать или вдова мнят, что они служат таким образом преданности и верности усопшим. А на самом деле – ублажают себя, удовлетворяют свою потребность в эмоциональной близости с личностью усопшего, не отпускают его в мир иной. Им кажется, что, если отпустят близкого от своего сердца, жизнь их окажется пустыней. Вот и берегут свое горе как смысл жизни. А ведь душа их не пустыня, она – рай, оазис, но они не знают об этом, не знают себя.

Мне приходит на ум диалог из «Расторжения брака» К.С. Льюиса: там райское существо объясняет даме из ада, что она своей скорбью по умершему сыну, своими показными страданиями терроризировала всю семью, лишая их жизни. Адама твердит, что материнская любовь – это святое!