Андрей Лоргус - Книга о счастье

А уж когда кто-то из священников в 1990 —2000-е годы ходил с миссионерским словом на рок-концерты, это вообще воспринималось старшими как ужас и мракобесие. Как будто этого никогда в Церкви не было! Как будто все забыли, как, например, священномученик Вениамин, митрополит Петроградский и Гдовский, ходил на заводы, к рабочим. Большевики призывали к забастовке, организации красных дружин, а он проповедовал о том, что надо позаботиться о больных рабочих, о вдовах, которые остались без кормильцев, создать профсоюзные кассы и так далее, то есть владыка вошел в самую гущу социальной жизни и проповедовал там Христа.

Вот с этим девизом: «Нам оставлено только покаяние» – мы, священнослужители, подошли к временам религиозной свободы. Очень медленно, с большим трудом Церковь начинает ощущать, что наша прежняя идеология, идеология выживания, нас давит, тормозит, не пускает в будущее. Разумеется, речь не идет о том, чтобы забыть покаяние – основу христианской жизни, но о том, чтобы переместить акценты, убрав это «только».

Новая полоса в нашей жизни требует уже другого церковного вектора, который можно было бы определить словами святого Иоанна Златоуста: «Жизнь жительствует». Это означает, на мой взгляд, что Православие должно нести людям свет жизни во всем многообразии, как понимает это Церковь. А утверждение жизни – это значит утверждение любви, брака, многочадия, утверждение достатка, строительство домов, расширение профессиональной сферы, активное участие православных христиан в разных областях жизни общества, в том числе в государственном управлении, политике и бизнесе. С бизнесом, к слову, у нас получается как-то странно: с одной стороны, священнослужители хотят, чтобы бизнесмены стали православными и жертвовали на благотворительность, с другой – мы не хотим, чтобы православные стали бизнесменами.

Мы должны отчетливо осознавать, что у Русской Церкви никогда не было столько свободы, как сейчас. Но воспользоваться ею она полностью еще не может. У нас, скажем, пока нет перспективной программы развития

Церкви, нам кажется, что Церковь сейчас должна быть примерно такой, как при царе Алексее Михайловиче (как мы это представляем). Но тратить силы на реконструкцию не имеет смысла, надо строить новую жизнь в условиях свободы. Обратите внимание: то, чему посвящает всю свою жизнь Патриарх Кирилл, направлено, по сути дела, на новую Церковь. Понятно, что речь не идет о нарушении церковной традиции, апостольского преемства. Но посмотрите – все новые документы, которые Церковь приняла: о социальной концепции, о правах и достоинстве человека, об инославных и многие другие, – все эти соборные постановления были бы немыслимы в дореволюционной Церкви. И тон этим документам задан даже не Патриархом Кириллом и не его духовным наставником митрополитом Никодимом (Ротовым); он задан Поместным собором нашей Церкви 1917–1918 годов. В то время это был пик развития свободы Церкви. Важно сегодня продолжить эту линию. Мне кажется, что в первую очередь надо позаботиться об образовательной программе для подготовки нового духовенства, которое должно быть миссионерски настроено, которое бы более всего думало о том, как донести Евангельскую весть до самых разных людей – молодежи, школьников, рабочих, чиновников, врачей, учителей. Пока этого, к сожалению, еще нет; пока мы живем так, как будто «нам осталось только покаяние».

Ведь если так, то тогда не нужно думать о любви, незачем вступать в брак, думать о богословии семьи, богословии интимных отношений, богословии воспитания и так далее. Если нам осталось только покаяние, тогда нам не нужны многочадные семьи. Ведь Церковь с амвона и с общественных трибун призывает: «Рожайте больше детей!» А зачем? Если Церковь живет в последние времена, тогда не нужно ни в брак вступать, ни детей рожать. Остается просто переждать это время с тем, чтобы встретить конец света. Ведь что сейчас часто слышишь от молодых? «Ну я приду в храм, мне скажут: "Этого нельзя, того нельзя"». Таким молодой человек зачастую видит лицо Церкви. С таким подходом нам не стоит рассчитывать на церковную миссию. Мы, конечно, привлечем таким образом некоторых людей, которые согласятся на то, чтобы все время переживать чувство вины, усердно каяться и т. д. А большинство не пойдут, скажут: «Ну да, мы верим в Бога. Мы даже считаем себя христианами. Но все эти запреты в вашей Церкви, постоянная аскеза и самобичевание – не для нас».

Если же мы проповедуем любовь к Церкви, к семье, к детям и так далее, тогда давайте ориентироваться на другой взгляд. Тогда должно быть православие радости, православие любви и счастья… А может ли вообще быть православие счастья? Это не ересь? Смотря как понимать счастье. Если ожидать, что все будет хорошо (знаете, как девушки говорят: «Ну скажи, что все будет хорошо!»), то это миф. И Православие, конечно, дело иметь с ним не будет.

А если под счастьем понимать полноту жизни, то да, это как раз про нас, потому что ничего более возвышенного, чем евангельские строки, больше не написано: «войди в радость господина твоего» (Мф. 25: 21). А современное богословие владыки Антония Сурожского?

Оно тоже пронизано радостью от встречи с Живым Богом. Очень важная миссия Православия сегодня – не просто сказать, а показать людям своей жизнью: «Вот наша вера – вера радости и жизни». Разумеется, мы понимаем, что в жизни много трагичного, печального, достаточно и греха, и страстей, и у нас есть православная программа борьбы со страстями и с грехом. Но у нас есть и другая программа – утверждения жизни и счастья. Она особая, не такая, как у этого мира: не через удовольствия, не через вседозволенность, а через осознание своей природы, своих взаимоотношений с Богом и воспитание себя. Поэтому мы говорим о православии жизни. Сколько бы ни было в жизни горя, а радости все равно больше.

Мы привыкли к слову «счастье», употребляем его часто, к месту и не к месту. Но не надо быть лингвистом, чтобы задуматься над происхождением этого слова: в основе его – корень «часть». «Счастье» – как часть чего-то большего, общего. Чего же? Думаю, для христиан очевидно и радостно обнаружить, что «счастие» и «причастие» – однокоренные и по смыслу очень близкие слова. Участвуя в таинстве Евхаристии, принимая причастие, мы становимся частью Тела Христова, соединяемся с Ним – и так входим в полноту счастья.

Счастье по-христиански – это Пасха! Воскресение Христово – это победа жизни над смертью, это победа любви над враждой. Счастье христианина – это уверенность в бессмертии, упование на жизнь, на любовь.

Сквозь все страдания мира счастье светит, потому что Христос победил смерть! Оно светит сквозь черноту предательств и цинизма, потому что Господь есть любовь! Счастье никогда не уходит из сердца человеческого, потому что Бог Своею благодатью присутствует в каждом сердце. И даже тогда, когда последняя надежда утекает со слезами, капля счастья тихо напоминает человеку, что оно есть.