Андрей Лоргус - Книга о счастье

Но в какой-то период все стало смешиваться. Произошло это, видимо, в XIX столетии, когда слова преподобного Серафима Саровского, что целью христианской жизни является стяжание даров Святого Духа, были «вынесены на площадь». Тогда же простолюдин – герой знаменитых «Откровенных рассказов странника своему духовному отцу» начинает рассуждать о плодах Иисусовой молитвы, будучи к этому вовсе не подготовленным. Автор этих рассказов не понимал, что такое созерцание и молитва с точки зрения богословия и всей предшествующей святоотеческой традиции – той самой традиции, которая, вместе с действием Божественной благодати, привела к исихазму преподобных Нила Сорского, Паи сия Величковского и Серафима Саровского. Но когда высоты их духа были приспособлены, «адаптированы» обывателем к светской жизни, вышла настоящая пародия. «Рассказы странника», а позже объемные издания Сергея Нилуса, став популярными, вносили диссонанс в понимание христианской нравственности. Ну а после семидесяти лет атеизма в России, после упразднения сословий и разрыва церковной традиции репринты книг подобного рода наполнили церковные лавки, и, будучи изданными до революции, они уже поэтому считались «самыми правильными».

Вспомните наших подвижников веры: преподобные Серафим Саровский и Силуан Афонский, архимандрит Софроний (Сахаров), владыка Антоний (Блум). Их опыт аскезы наполнен радостью и слезами умиления, любовью к людям. Вот это, я думаю, плоды предельной аскетики, которая позволяет человеку выйти на вершины бытия. И мы, подражая им, можем избрать девизом для себя Серафимовское: «Христос воскресе, радость моя!» А можем избрать и это: «Мир во зле лежит». Все зависит от вашего выбора: какую веру выбираете, такой она и будет.

Но к концу XX века о стяжании Святого Духа стал рассуждать человек, ничего не понимавший не только в исихазме, но и в самом христианстве. О дарах Святого Духа заговорили так, словно это получение прибавки к пенсии, которую можно заслужить с помощью определенной технологии. Аскетика стала восприниматься как набор определенных инструментов, правильно используя которые, можно преодолеть грех и приблизиться к блаженству. То, что для подвижника было ожиданием милости Божьей, стало «технологией». И вместо исполнения заповедей Божьих, вместо человечности русский православный человек стал стремиться к стяжанию даров Святого Духа через те добродетели, основ которых он не понимал и, кстати, понимать не особенно-то и хотел. И получилось, что христианство в России в своих запутанных выражениях стало противоречить нормальной человечности.

В действительности в самом православном Предании никакого противоречия нет, просто это разные этажи одного и того же здания. И невозможно верхний уровень здания построить на зияющей пустоте; прежде должны быть готовы первый, второй, третий этаж… А строить их тяжело, это требует ежедневных усилий воли. Нижними этажами заниматься человеку «высокодуховному» неинтересно – результаты ожидаются не столь впечатляющие. Другое дело – дары Святого Духа, созерцание, тонкая молитва! Так вот, сразу. Но часто, к сожалению, подобное стремление приводит в клинику неврозов, принося вместо даров психозы и галлюцинации.

Но даже если «высокое духовное делание» не заканчивается столь плачевно, в человеке поглощается стремление к естественной позитивной человечности, к тому самому природному логосу, выражающемуся в трудолюбии, отзывчивости, доброжелательности, мужестве, справедливости, тех качествах, о которых мы говорили вначале. Прежде не развив в себе человечности, конечно, человек никогда и не сможет встать на путь христианской аскезы, особенно если совершает он этот путь не в монастыре или в затворе, а в светском обществе. Это внутриличностное противоречие всегда будет ощущаться как болевая точка, что, конечно, не даст ощущения счастья.

Аскетика, которая ведет человека своим путем к полноте счастья, – это отдельный разговор. Но важно

понять, что в высшей своей форме аскетика далеко не для всех доступна. Сама по себе она не является гарантированной дорожкой к бессмертию, потому что источник счастья – в Христовой победе над смертью, а вовсе не в инструментарии.

То, что произошло с нашим народом в XX веке, это огромная трагедия, результатом которой является духовная катастрофа. Дух людей не умер, но он оказался на грани исчезновения и поэтому приобрел особую форму – форму выживания. Эпиграфом к этой духовной трагедии можно взять слова игумена Никона (Воробьева): «Нам осталось только покаяние». И для многих поколений священников и мирян уже в наше время эти слова стали лейтмотивом их жизни и деятельности.

Это можно понять, если вспомнить, что в советские годы христианам запрещалось социальное служение, миссионерство, катехизация, воскресные школы, проповедь, помощь бедным и больным и так далее. Оставались только исповедь и причастие. Можно было рано утром потихонечку прийти в храм, покаяться, помолиться, причаститься – и раствориться в толпе. Проповедь запрещена, никаких обсуждений, бесед со священником, чаепитий после службы – ничего нельзя. Вот как, допустим, 7 ноября, в день Октябрьской революции, мы служили до перестройки? Нам приходила строгая инструкция от райисполкома (на самом деле из КГБ, но транслировал ее райисполком): «Чтобы у вас в 8 часов утра двери, ворота и калитка ограды были закрыты и на территории больше ничего не происходило». Мы должны были служить так, чтобы никто нас не видел и не слышал, и быстро разойтись. И приходилось исполнять: настоятель давал распоряжения клиру, часы читали в полшестого, в 6.10 начинали литургию так, чтобы в 7.15 причастились все, потом молебен быстро, и всё – закрыли. Кто-то не слушался, но общий настрой был таков.

За несколько десятилетий все привыкли жить в таких условиях, многие выросли с этим посланием: «Нам осталось только покаяние». И для старшего поколения духовенства и архиереев это до сих пор остается настоящей православной программной деятельностью. Я помню, еще в 1990-е годы, когда уже настало время религиозной свободы, мы говорили про воскресные школы, про катехизацию взрослых, а старшие священники реагировали с подозрением: «Чего это вы выдумали? Это какой-то баптизм». Кстати, справедливости ради надо сказать, что баптисты, несмотря на все запреты советской власти, продолжали заниматься христианским просвещением. Им в 1960-е годы доставалось больше, чем православным; их сажали, но они не сдавались, ходили по домам и предлагали христианскую литературу.