Маргарита Климова - От протопопа Аввакума до Федора Абрамова: жития «грешных святых» в русской литературе

Однако приведенный фрагмент Жития Аввакума отличается от перечисленных агиографических текстов рядом особенностей. Прежде всего, взгляд на ситуацию «изнутри» не только придает описываемым событиям особую остроту и драматизм, но и смещает перспективу. Основное внимание уделено искушаемому, в то время как искусительница оказывается на втором плане. Впрочем, в этом тексте «девица, многими грехами обременена», героя сознательно не искушает, соблазн молодого священника вызван, по всей видимости, красочностью ее исповеди. Следующее отличие: дьявольскому искушению Аввакум-священник подвергается прямо в Божьем храме, во время совершения им таинства исповеди. Это обстоятельство, возможно, усугубившее ужас и отчаяние Аввакума, позволяет пополнить число литературных параллелей к описанной протопопом ситуации Повестью о Тимофее Владимирском. Многогрешный путь ее заглавного героя начинается также во время исповеди (хотя о каких-либо особенных грехах красивой и знатной девицы, пришедшей на исповедь к владимирскогму презвитеру и обесчещенной им в церкви, ничего не сказано). Неизвестно, знал ли Аввакум эту весьма популярную в письменности XVII в. повесть, но если знал, это также может объяснить его последующую бурную реакцию. Продолжая сравнение эпизода с предшествующей агиографической традицией, отметим далее различие в изображении второго действующего лица анализируемой ситуации. Героини упомянутых ранее житийных текстов под влиянием увиденного отрекались от прошлого и уходили в монастырь. Святая Зоя, бывшая блудница, даже причислена к лику святых и упоминается в тот же день, что и обративший ее преподобный Мартиниан. Безымянная героиня проложного «Слова о черноризце» переживает метафору «воскресение к новой жизни» буквально: от потрясения она умирает и оживлена молитвами незлобивого инока. Аввакум же о каком-либо воздействии своего «этикетного» жеста на грешную женщину ничего не говорит (что, впрочем, естественно: повествователь слишком погружен в свои телесные и душевные страдания, чтобы заметить еще что-либо). И наконец последнее отличие. Страдания целомудренных аскетов часто не ограничивались их телесными муками – несмотря на только что явленную стойкость, они крайне не уверены в себе, и не без оснований. Иаков Постник в дальнейшем впадает в грех гордыни, становится блудником и убийцей и вынужден вновь начать путь духовного восхождения. В боязни новых искушений св. Мартиниан бежит на необитаемый остров, но вынужден покинуть и его, когда волны приносят туда потерпевшую кораблекрушение деву Фотинию [86]. Даже на этом фоне поведение Аввакума после победы над искушением поражает своим максимализмом, доходящим до отчаяния. Хотя «огнь блудный» погашен, герой потрясен до глубины души. Пережитый мысленный соблазн воспринят им как подлинное падение, его мучат горечь и сознание собственной порочности, он даже сомневается в своем духовном призвании и со слезами молит Бога снять с него тяжкое бремя разрешителя чужих грехов. (Поэтому двойное – бытовое и символическое – значение приобретает использованная Аввакумом деталь «сложение риз» перед уходом из храма.) Показательно, что молится он в этом эпизоде дважды, и ритуальная, лишенная каких-либо эпитетов молитва Авваекума-священника в церкви явственно контрастирует с последующей страстной и слезной («…яко и очи опухли») мольбой Аввакума-человека в «избе». Среди рыданий он забывается и видит приведенный в начале сон, который является, таким образом, ответом на его моления.

Впрочем, думается, что слезное моление Аввакума просьбой о снятии «тяжкого бремени» не ограничивалось. О чем обычно просит христианин, только что подвергшийся нападению «блудного беса»? Конечно, об избавлении от греховных и мучительных помыслов, и обширный сонм православных святых выдвигал на этот случай «небесных заступников» соответствующей специализации. Главным среди них в народном православии считался св. Моисей Мурин (28 августа) [87].

Моисей Мурин (то есть эфиоп) в молодости был слугой, прогнан своим господином после совершенного убийства, примкнул к разбойникам и даже стал их атаманом, отличаясь свирепостью, огромной физической силой, любовью к обжорству и пьянству [88]. «Случайно» [89]придя к раскаянию, он оставил разбойничье ремесло и ушел в монастырь. Здесь он всецело предался аскетическим подвигам, поражая своим духовным рвением не только настоятеля и братию, но и своих былых товарищей по разбою (четверо из них замышляли нападение на его монастырь, но были пленены могучим иноком, а потом обращены им и тоже стали монахами). Однако греховные страсти долго не покидали его. Особенно тяжела была для Моисея брань с «блудным бесом», одолеть которого ему помогли молитва, пост и тяжелый физический труд, а также поддержка св. Исидора. Со временем молва о его духовных подвигах разнеслась далеко за пределами монастыря, однако инок строго избегал мирской славы, хотя был неизменно приветлив к посетителям. Св. Моисей дожил до старости, имел множество учеников и добровольно принял мученический венец от предсказанного им заранее набега сарацинов, вероятно, желая своей насильственной смертью искупить преступления юности [90].

Источники этого довольно пространного текста о раскаявшемся разбойнике указал сам Димитрий Ростовский: «…от Патерика Скитского, и от Лавсаика Палладиевого, и от Азбучного Патерика собранное» [91]. Из Жития преподобного Арсения Великого, инока той же обители, что и Моисей, заимствовал он следующий эпизод.

…брат некий удалено прииде в Скит, видети хотяше преподобнаго Арсения. И введен быв к нему, виде его, но слышати словеса того не сподобися: седяще бо старец молча и зря долу. И вышед от него, моли водящего его церковника, да отведет ко авве Моисею, от разбойник ко иночеству пришедшему. И веде церковник странного того брата к Моисею. Блаженный же Моисей прия их, радуяся, и упокои, и учреди, и много милости явив им, отпусти их. Глаголя же церковник к странному брату: «Се обоих видел еси, отца Арсения и отца Моисея. Который от обоих лучше те мнится быти?». И глагола странный брат: «Приимый нас любезно, той лучший есть». Слышав же то некий от боговдохновенных старец и молися к Богу, глаголя: «Господи, покажи мне дело обоих тех отец, яко он бегает человеков имени Твоего ради, ов же всех приимает имени ради Твоего. Который убо от них совершеннейший есть?». И виде сразу же той во видении два корабля велика по некоей реце велицей плавающия. В едином убо бяше преподобный Арсений, и Дух Божий управляше корабль его во многом безмолвии, в другом же корабле бяше преподобный Моисей, и ангелы Божии сами е управляху корабль и сот медвяный Моисею во уста лияху [92].