Руслан Жуковец - Основы мистического пути

Если же говорить серьёзно, то нужно сказать, что и Любовь – как проявление одной из ипостасей Бога – не равна доброте, и даже не равна принятию. Более того, она не укладывается в человеческие представления о любви, а потому о ней сложно говорить в рамках наших понятий и смыслов. Поэтому люди чаще всего ошибаются в ожиданиях относительно проявлений Божественной Любви. Любой мистик знает, что взаимодействия с Богом имеют самый разный окрас, и далеко не всегда они наполнены Любовью, но всегда – принятием со стороны Всевышнего. Другими словами, понятие Божественной Любви до некоторой степени условно и упрощено. А уж любовь Господа, используемая как средство для мотивации верующих, есть извращение истинного смысла и довольно низменный манипулятивный приём.

Хотя и его можно оправдать. Разве не нужно людям напрягать себя в любви к Господу – ведь в этот момент они выделяют вибрации «любви», которые очень нужны в неведомых нам процессах. С точки зрения поддержания эффективной «качки» энергии любые мотиваторы хороши, и этика тут не имеет значения. В этом случае процесс становится неважным, и важен лишь результат. И он же, как ни странно, имеет значение для тех, кто ищет Бога, хочет приблизиться к Нему и познать Истину. Играет ли какую-нибудь роль в достижении высшей цели любовь к Богу?

Понятно, что любовь людей к Богу и любовь Бога к людям настолько не одно и то же, что их невозможно сравнивать. Большинство верующих проецируют на свою любовь к Господу проявления того, что им известно на личном опыте. Тут обнаруживается и сыновняя любовь к нашему общему Отцу, и любовь интеллектуальная – признающая превосходство объекта поклонения, и любовь экстатическая, почти плотская по своей сути. Во всех этих вариантах не так уж много истинного принятия, зато имеется большой простор для продуцирования и выражения самых разных чувств. К тому же в подобных проявлениях любви можно продемонстрировать окружающим свою набожность, насытив до предела то, что называют духовным эго. Истероидные личности могут показывать все виды припадков, демонстрируя силу своей любви к Богу. Примерами такого рода полна история всех религий, где предписывается любовь к Создателю.

Однако трудно предположить, что призывы к тому, чтобы человек возлюбил Господа своего, возникли на пустом месте. В их основе что-то должно было лежать, какой-то опыт, который делал эту рекомендацию обязательной. Представим себе, что мы в кого-то влюблены. Что с нами тогда происходит? Мы испытываем притяжение к объекту своей любви, нам хочется быть рядом с ним всё время, наш ум занят мыслями только о нём. Всё вокруг так или иначе направляет наши мысли к любимому, и важность всего происходящего оценивается только в связи с тем, помогает оно или препятствует нам быть рядом с тем, кого мы любим. И если под любимым понимать Бога, то это ли не идеальное состояние для искателя? Тогда весь он направлен на поиск пути к единению с Возлюбленным, и все его усилия имеют одну точку приложения, которая понимается как достижение этого единения. И, конечно же, тот, кто сумеет достигнуть этого состояния, будет продвигаться в своей внутренней работе куда быстрее остальных.

Есть у этого состояния и обратная сторона. Она проявляется в утрате интереса к обыденной жизни и острой тоске по Возлюбленному, в постоянном страдании от разлуки с Любимым. Фактически, это описание духовной жажды – одного из высочайших состояний, доступных искателю. Последователи могут только имитировать его, но на самом деле оно им недоступно. Но и искатель не может оставаться в нём долго – слишком сильное внутреннее напряжение приходит вместе с ним. Подобно настоящему влюблённому искатель не может найти себе места и почти что сходит с ума от ощущения отделённости от Господа. Само это состояние настолько изнурительно, что выматывает почище любой духовной практики. И, конечно, оно сильно меняет человека – и на уровне энергий и в его отношении к жизни. Пройдя через эту «влюблённость», невозможно остаться прежним. Приоритеты расставлены, и достижение цели становится только делом времени. Вот почему любовь к Богу так превозносится в писаниях суфиев. Если искателю удаётся войти в неё – она оборачивается сильнейшей из практик.

При этом войти в неё по собственной воле нельзя, но можно внутренне дозреть до того, как она с тобой случится. Полезно знать об этой возможности и полезно стремиться к ней, но делать это с правильным пониманием того, что это значит. В пламени притяжения к Богу сгорает всякий внутренний мусор и очищается желание, которое теперь хочет только Бога и только Истины. Вообще, прохождение через духовную жажду делает человека куда более зрелым. И пусть человеческие желания всё ещё остаются, но они теперь не противостоят, а подчиняются одному самому главному желанию – единения с Господом. И поскольку Господь всегда откликается на истинную необходимость, тот, кто испытывает страдание от разлуки с Ним, всегда получает ответ и находит Путь к Нему.

Вера в существование чудесного и в возможность чудес присуща людям. Дети и романтические натуры относятся к чудесам с большим доверием, скептики ставят саму возможность их возникновения под сомнение. Скептицизм усугубляется тем фактом, что наше время – время чудес, и мы пользуемся этими чудесами, принимая их как должное. Древние чудеса были связаны с Богом, современные – с наукой, то есть с использованием знания законов, по которым существует мир. И сейчас, скажем, повторить чудо, явленное греческим архиепископом Михаилом, бросившим книгу святого Евангелия в огонь, где она не сгорела, – можно с помощью современных средств, взяв и изготовив книгу из несгораемых материалов.

Тем не менее жажда чуда продолжает жить в сердцах людей. Многим, например, хочется, чтобы все их проблемы разрешались волшебным образом. Тогда и не нужно было бы прикладывать усилий к решению проблем, и можно было бы продолжать плодить их, не беспокоясь о последствиях. О подобных чудесах мечтают люди слабые или ленивые, склонные мечтами компенсировать свою неудовлетворённость жизнью. Мечтания подобного рода встречаются и у духовных искателей, когда они, к примеру, желают обретения мистических сил. Всё это жажда компенсации и не более того, а чудо здесь выступает средством спасения и разрешения проблем.

Но чудеса бывают не только спасительными. Есть чудеса, призванные укрепить веру или доказать истинность представляемой религии. К подобным относится демонстрация несгораемого Евангелия, которая должна была доказать русичам истинность греческой православной веры. По преданию, эта демонстрация произвела впечатление, и многие русские люди после неё приняли крещение. Чудо как доказательство использовалось почти всеми пророками, основателями религий и прочими великими духовными личностями, выполнявшими миссию распространения нового послания от Бога. Чудеса, производимые по необходимости, причём не всегда серьёзной, были подтверждением легитимности пророка или претензий на божественное происхождение, как, например, в случае с Иисусом Христом.