Владимир Шутов - Анатомия мировых религий: Прошлое, настоящее, будущее

1. Если индийская цивилизация, индийская государственность будет продолжать интенсивно развиваться и набирать обороты в общемировом соревновании, то и индуизм, в соответствии с общим подъемом Индии, сможет испытать аналогичный подъем.

2. В случае возрождения ведизма в новом качестве соответствующий импульс развития получит и индуизм как учение, родственное ведизму, как ветвь ведизма, «привитая» к Индии.

3. Возможен вариант образования подобия единения или компромиссного альянса с другими религиозными учениями. В связи с этим индуизм может испытать не только подъем, но и некоторую внутреннюю трансформацию. И здесь нельзя не учитывать большой индийский опыт сравнительного мирного сосуществования индуизма с рядом других религий. Так что говорить об упадке индуизма совершенно не следует, для этого нет оснований.

Сегодня конфуцианство присутствует в Китае не совсем в явном виде. Конечно же, многовековое господство конфуцианского духа на китайских просторах наложило свой неизгладимый и в целом очень благотворный отпечаток на жизнь населения Китая. Но все же оно не стало абсолютно господствующей религией. Сегодня в Китае присутствует симбиоз трех религий – конфуцианства, даосизма и буддизма. Однако это не умаляет колоссального значения конфуцианского наследия на жизнь современного Китая. Значимость этого учения еще более возрастает в связи с тем, что Китай сегодня находится на взлете, он выходит на мировую арену свежим и обновленным, выходит в качестве претендента на лидерство.

И здесь нельзя не отметить одно важное наблюдение. Когда какой-нибудь крупный социальный организм осуществляет резкий рывок в развитии, то этот рывок сопровождается либо трансформацией его прежних идеологических норм, либо открытием дороги для ростков уже выращенного внутри него учения, либо созданием новой, иногда качественно новой идеологии. В древности такими учениями могли стать только религиозные учения. В свое время именно так было «подхвачено» христианство Константином Великим, так были начаты мусульманские завоевания, так был рожден протестантизм, духовный ответ Нового времени /86/. Поэтому ежели китайская цивилизация не остановится в своем развитии, то она с неизбежностью должна будет подобрать адекватную этому национальному росту столь же национальную идеологию, в состав которой должны входить и положения религиозного свойства.

На роль такого рода учения, безусловно, подходит конфуцианство. И пусть оно существует не в явном виде, а в симбиозе с даосизмом и буддизмом, и пусть оно живет под мощными наслоениями различных социально-политических идей, в том числе идей коммунистического (но коммунистического «по-китайски») свойства. Это не умаляет значения конфуцианского наследия, заметно тяготеющего в сторону социальных проблем. Да и «тройной симбиоз» в данном случае может оказаться очень полезным. Он дополняет некоторую социальную сухость конфуцианства.

Высокая восприимчивость китайцев к извне приходящим идеям может оказаться здесь очень полезной как в плане внутреннего развития этого «тройного симбиоза», так и в плане расширения китайской идеологии вне ее исконных территорий. Во всяком случае, такая дорога развития идеологического содержания обновляющейся Поднебесной кажется сегодня наиболее вероятной.

В заключение этой главы хотелось бы несколько слов сказать о ведизме. Несмотря на то что в чистом виде эта религия сегодня не представлена на мировой арене, значение ведической культуры, как показал весь предыдущий анализ, нельзя переоценить. Поэтому нелишне будет вновь остановиться на некоторых достоинствах и недостатках ведической культуры и одновременно подытожить ее значение в мировой истории.

Напомним наиболее важные качества этой культуры:

1. Ведическая культура обладает здоровым миролюбием. Она утверждает право существования любого человека, живущего на Земле. «Живи сам и давай жить другому» – вот один из принципов ведизма. Это, по сути, есть принцип мирного сосуществования народов.

2. Ведизм строго придерживается идеи пирамидальной иерархии. Эта идея распространена в нем на все сферы бытия, от мира, который мы признаем неживым, до мира горнего.

3. В ведической культуре присутствует здоровое понимание любви как прекраснейшего, необходимейшего, с психологической и социологической точки зрения очень полезного чувства, чувства, которым должно быть облагодетельствовано любое человеческое существо. Ведическая любовь не охватывает всех без исключения, она избирательна и активна, она обоснованно и логически стройно вписывается во всю его сложную догматику.

При этом любовь, как и многое другое в ведизме, не рассматривается как абсолютно уникальное явление, в котором в неподражаемом блаженстве должна утопать личность и благодаря которому эта личность должна отрываться от всего остального. Нет, она должна быть одним из нормальных явлений общества. При этом любовь к своему народу должна быть больше любви к нации, родовая любовь должна быть больше любви народной, семейная – родовой и т. д. Вполне здоровый принцип, которому все мы так или иначе, подчас просто не зная, откуда взялись у нас корни такого поведения, следуем в нашей повседневной жизни.

4. Ведическая культура нацелена на преимущественное выращивание лучших. Почитания юродства, убожества, нищенства, почитание лжемудрости «малых сих» здесь нет и не может быть. Вот почему и родовые, и семейные, и любые иные нравственные устои имеют здесь такую целевую направленность. Вот почему эти устои, скажем так, не совсем соответствуют многим нашим современным представлениям. Хотя мы уже давно столкнулись с массовым воспроизводством посредственности.

5. Ведизм стоит за укрепление общенационального единства, за развитие «чувства локтя» с ближними, за усиление общинных свойств в целом. При этом эти качества не распространяются до «общечеловеческого» уровня, они ограничиваются уровнем национальным. В этом вопросе ведизм, по сути, стоит на позициях: «Что для одного – благо, для другого – смерть» /6/.

Приведем один пример. Многие произведения Пушкина в переводе на западные языки становятся неинтересными для европейцев. «О чем тут писать», – подумает европеец, рассуждая о сюжете и действующих лицах, и будет «по-европейски» прав. Европеец другой, ему не понять до конца Пушкина, как нам не понять до конца многих гениальных творцов западной мысли. Настоящая поэзия, как и вообще утонченное искусство, не может быть до конца «интернациональной», она во многих случаях, за исключением самых уж простых или общих тем и идей, охватываемых ею, не переводится с легкостью и всей полнотой на «общечеловеческий» язык. Или эти произведения своей гениальностью должны совсем уж «переливаться» через края всех национальных рамок, быть грандиозно-гениальными. Однако таких творений не так уж и много на белом свете.