Ирина Голаева - Повесть об одинокой птице

К Борису Николаевичу она перестала ездить. Не хватало времени. А потом сама все время оттягивала момент этой встречи. Ведь теперь она была верующей, а он… Он не знал церковной жизни, а значит, верующим не был. Так однажды ей сказал брат Петр. Она не знала, как он теперь ее примет и примет ли вообще. Понимала, что должна сходить к ним и засвидетельствовать о Боге, но чего-то боялась. Это сильно томило ее. Со своими родственниками она и раньше мало встречалась, почти не знала их. Но все же оставались два человека, которым она была обязана рассказать о своей вере – это ее мать и Борис Николаевич. Она все ждала того дня, когда примет водное крещение, и тогда с легкой совестью сможет сказать им: «Теперь я христианка». Но если они спросят ее дальше, она не знала, что отвечать. Слово «баптизм» уже не звучал для нее так пугающе, как раньше, но все равно внутренне коробил. Почему нельзя сказать про себя просто – «я верующая, я христианка»? Почему надо обязательно прибавлять, какая христианка – православная, католическая или баптистка? Разве Христос разделился на несколько частей, разве Он не один для всех? Она подходила с этими вопросами к брату Петру, но он раздраженно отвечал ей, что православие и католичество – это идолопоклонство, там молятся иконам, а у баптистов нет икон, значит, они и есть церковь Иисуса Христа. К тому же они не крестят младенцев и разбирают Библию. Она молча выслушивала эти ответы, но на душе все равно не было спокойно. Словно внутри сидел какой-то любопытный чертик и постоянно подсовывал в голову разные вопросы. Она гнала эти мысли прочь, но они не уходили.

Надвигались холода, и на последнее воскресенье октября было назначено водное крещение. Она очень переживала. Крестились кроме нее еще трое человек. Рано утром они поехали на озеро вместе с пресвитером братом Юрой и другими членами церкви. В автобусе за простыней она сняла свою одежду, оставшись в одном нижнем белье, одела белый халат, голову повязала белым платком, вышла и подошла с другими к берегу озера. Сперва запели торжественный гимн на крещение. Потом брат Юра стал громко молиться и просить Бога за каждого человека. Ее сердце усиленно билось. Тело стала колотить дрожь. Она посмотрела на воду. Дул холодный ветер, и она со страхом понимала, что сейчас ее окунут в эти ледяные волны. Из оцепенения ее вывел возглас Пастора: «Не бойтесь, маловеры! Будьте верующими, а не неверующими! Господь, благослови!» Хор запел христианский гимн на крещение. Они встали друг за другом. Она была третья. Когда подошла очередь, дрожь и какая-то паника настолько охватили ее, что захотелось бросить все и всех и бежать обратно. Но тут она опять вспомнила слова о Жизни Вечной и смело шагнула в холодную воду.

Она ожидала, что сейчас судороги скуют ее ноги, но чудо – совершенно не ощущала холода. Воду вокруг них с Пастором словно кто-то нагрел. Даже пар шел от этого места. Пастор, положив свою правую руку ей на чело, сказал: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа», и резким движением окунул ее голову в воду. Вода обожгла тело, но ей было не холодно, а наоборот, стало очень жарко. Выходя из воды, она посмотрела на небо. На какую-то минуту тучи расступились, и солнечные лучи осветили собравшихся. Сестры кинулись ее обнимать, поздравлять с водным крещением, теперь она не просто человек, она их сестра во Христе Иисусе. Синими губами она их благодарила. Ее быстро повели в автобус, где она переоделась в заранее взятую сухую одежду, натянула на голову шапку, и все поехали в церковь.

Церковью они называли небольшой зал в библиотеке, который уже давно арендовали через одну уверовавшую библиотекаршу. Зал состоял из двух помещений, пересекавшихся посередине, образуя общее пространство. Там была кафедра, куда выходил проповедующий брат, а в залах стояли самодельные скамейки. Сестры, как правило, сидели в большем зале, а братья – в меньшем. Только сидевшие на первых рядах видели друг друга, а те, кто сидел в середине и конце залов – лишь кафедру с проповедником. Чистота и целомудренность, с которой она встретилась здесь, с первых минут знакомства с церковью, приятно поразили ее. Такой чистоты слов и обращения друг к другу она нигде не встречала, разве что у Бориса Николаевича, но он был не в счет.

Она ожидала, что после водного крещения ее жизнь еще каким-то образом изменится. Но все шло по-прежнему. Приятно удивило ее то, что теперь, открывая Библию, она начинала там что-то понимать. Особенно ей стало близко Евангелие от Иоанна. Несмотря на сложный, аллегорический язык слов Христа, ей нравилось перечитывать эти строки, и постепенно они стали откладываться в ней. Наступал Новый Год, и она твердо решила, что дальше тянуть нельзя, надо посетить тех, кому она должна сказать о своем обращении. Она решила начать с матери. После первого и пока последнего визита к ней они больше не виделись. Иногда мать звонила по телефону, чтобы узнать, как у нее дела. Она скупо отвечала. Но после того как она стала ходить в церковь, у нее впервые за много лет появилось какое-то теплое чувство к матери. Оно было еще где-то глубоко внутри, но теперь, когда она вспоминала о ней, ей становилось жалко маму. Ведь она почти ее не знала и так за много лет ничего и не сделала, чтобы узнать ближе. Все время она подчеркивала эту стену между ними, пока сама мать не указала на нее. Теперь же она понимала, что без Бога мама на самом деле несчастна, несмотря на весь свой самоуверенный вид. Она долго ломала голову, с каких слов начать, как к ней обратиться, как заговорить о Боге, о котором они вообще никогда не говорили. Но вот сам собой представился случай.

На Рождество в церкви готовился большой концерт, на который можно было пригласить и неверующих родственников. Она тоже была занята в спектакле о детях, которых бросили родители, а Господь их спас через других людей. Она очень хотела, чтобы мама пришла на концерт, и первая позвонила ей.

К телефону сразу подошла мама.

– Мама, здравствуй, это я. С наступающим Рождеством и Новым Годом, – набравшись духу, выпалила она.

– Спасибо, дочка, – послышалось на том конце провода.

– Мама, а давай вместе сходим на рождественский концерт в церкви, – не переводя дыхание, снова выпалила она и замерла, ожидая ответа. На том конце послышалось всхлипывание, а потом дрожащий мамин голос:

– Ты правда хочешь пойти со мной на концерт?!

– Очень хочу, мама. Ведь ты у меня теперь одна.

На том конце провода уже послышалось рыдание.

– Доченька, спасибо тебе большое. Конечно же, я хочу пойти, – сквозь слезы сказала мама. Они договорились встретиться на остановке.

Через несколько дней наступало Рождество. Когда она подошла к остановке, мама уже стояла и ждала ее. Они обнялись и расцеловались. В глазах обеих стояли слезы.