Светлана Баконина - Церковная жизнь русской эмиграции на Дальнем Востоке в 1920–1931 гг. На материалах Харбинской епархии

В сложившихся обстоятельствах необходимость образования Дальневосточного ВВЦУ как органа церковного самоуправления на Дальнем Востоке оказывалась под вопросом. Во-первых, при отделении дальневосточных епархий и миссий Зарубежный Синод утратил бы свои функции объединяющего органа церковного управления за границей. Во-вторых, организация такого ВВЦУ предполагалась на территории России с центром во Владивостоке. Однако в условиях политической нестабильности на родине необходимо было предусмотреть возможность переезда церковного управления за границу, предположительно в Харбин, поскольку именно там осела большая часть русской православной эмиграции. С другой стороны, в Харбине уже существовала самостоятельная епархия, подчинявшаяся Зарубежному Синоду, и такое положение представлялось наиболее целесообразным, поскольку Синод сохранял свои полномочия по управлению всей заграничной частью Русской Православной Церкви.

После захвата Владивостока большевиками и отъезда за границу епископа Владивостокского Михаила никто из дальневосточных архиереев больше не поднимал вопрос об организации церковного управления на Дальнем Востоке в виде ВВЦУ, и он окончательно был решен в пользу подчинения находившихся за границей дальневосточных епархий и миссий Зарубежному Синоду. Тогда же из его юрисдикции фактически выпали находившиеся на территории России Камчатская епархия с Охотским викариатством {235}, и таким образом в ведении Зарубежного Синода на Дальнем Востоке остались две епархии – Харбинская и Пекинская и две миссии – Японская и Корейская.

Необходимо также отметить, что решение вопросов церковного управления на Дальнем Востоке в 1921–1922 гг. является примером практического применения и действенности одного из наиболее важных церковно-правовых документов, принятых в обстановке гонений на Церковь, – постановления № 362 от 7 (20) ноября 1920 г. События на Дальнем Востоке подтверждают положительное значение этого документа как «самостоятельного внутреннего канонического закона для Русской Церкви» {236}.

В начале 1920-х гг. церковная жизнь русской эмиграции в Китае развивалась на фоне внутренней междоусобицы и распространения советского влияния в стране. В этот период внутриполитическая обстановка в Китае характеризовалась разгаром борьбы различных милитаристских группировок. Распределение сил между ними зависело от интересов империалистических держав, пытавшихся распространить свое влияние на Дальнем Востоке. Власть в Пекине принадлежала достаточно слабой в военном отношении прояпонской аньфуистской клике. Мощная чжилийская клика во главе с губернатором провинции Чжили Цао Кунем и его помощником У Пэйфу находилась под контролем Англии и США. Маньчжурия управлялась японским ставленником – маршалом Чжан Цзолинем, возглавлявшим фэньтяньскую (мукденскую) военную клику. 31 августа 1922 г. Чжан Цзолинь провозгласил независимость подчиненных ему провинций от центрального Пекинского правительства, а в 1923 г. вся китайская администрация в Особом Районе Восточных Провинций была подчинена главноначальствующему ОРВП, резиденция которого находилась в Харбине.

Внешнеполитическая обстановка 1923 г. отмечена событиями, связанными с улучшением советско-китайских отношений. В этот период укрепляет свои позиции партия Гоминьдан, которая становится самой значительной национально-патриотической группировкой в стране. После заключения главой партии Сунь Ятсеном соглашения с III Интернационалом в Гоминьдан были допущены коминтерновские советники, следствием чего стала поддержка партии со стороны Советской России. В феврале 1923 г. Сунь Ятсен сформировал новое южное правительство, которое установило дружественные отношения с СССР. В 1924 г. по инструкции из Москвы в Гоминьдан начали вступать китайские коммунисты {237}.

Распространение советского влияния в Китае проводилось под руководством Коминтерна. Процесс образования первых групп сторонников коммунизма в стране был начат еще в 1920 г. Одним из главных направлений их деятельности стало развернутое весной 1922 г. крупномасштабное антихристианское движение {238}, опиравшееся на соцмолы и коморганизации страны. Идеологически организаторы кампании использовали движение национального протеста против иностранцев, поэтому основным лозунгом соцмолов и примыкавших к ним групп стал протест против христиан как «агентов поработившего страну иностранного капитала». В рамках движения широкий размах получила легальная издательская и агитационная работа, под лозунгами борьбы с иностранцами-христианами развернулась открытая большевистская пропаганда.

В таких условиях Русская Православная Церковь в Маньчжурии не могла не испытывать на себе давление антихристианских сил. Как правило, неприятности, нарушавшие мирное течение церковной жизни, были связаны с клеветой и доносами местным властям. Одним из наиболее ярких примеров такого вмешательства стал инцидент, происшедший в Свято-Иверском Богородицком братстве.

Братство было основано в Харбине при Иверской церкви по благословению епископа Владивостокского и Приморского Михаила (Богданова), утвердившего его первоначальный устав 9 октября 1920 г. {239}Исследователь истории русской эмиграции в Китае Г. В. Мелихов охарактеризовал Свято-Иверское братство как «крупную и наиболее влиятельную религиозно-политическую организацию», которая вела «активную антибольшевистскую пропаганду» {240}. Однако согласиться с таким определением трудно, поскольку сам автор отмечает, что просветительская деятельность этой организации отвечала нуждам значительной части новых жителей Харбина, большинство которых, сохраняя непризнание советской «узурпаторской» власти, вместе с тем отказывались от борьбы с ней. Это большинство, как пишет исследователь, отличалось высоким патриотическим настроем в отношении старой императорской России и стремлением передать эти патриотические чувства своим детям. Их принципом (здесь можно согласиться с Г. В. Мелиховым, что в реальной жизни он был неосуществим) было «не вмешиваться в политику» {241}. Следует отметить, что такая позиция характеризовала и настроения большинства духовенства Харбинской епархии.

Ввиду расширения деятельности братства и увеличения числа братчиков 9 мая 1924 г. архиепископ Харбинский Мефодий утвердил его новый устав, в котором говорилось, что братство «имеет целью утверждение членов в истинах православной веры и христианской жизни, служение нуждам Православной Церкви и устроение приходской жизни; заботу об украшении и поддержании благолепия Свято-Иверского и других храмов; оказание взаимной духовной и материальной помощи как членам, так и призреваемым Братством. <���…> Для достижения означенной цели Братство устраивает собрания, чтения, беседы, лекции, учреждает приюты, школы для детей и убежища, мастерские для братчиков и т. п.» {242}.