Коллектив авторов - Научные и богословские эпистемологические парадигмы. Историческая динамика и универсальные основания

Вещи существуют, несомненно, одним-единственным способом. Но наш язык не в состоянии точно его выразить. Понятия и концепции могут стремиться к этому с большей или меньшей адекватностью и довольно различными, даже явно противоречащими друг другу путями, если принимать слишком буквально. Достижение всестороннего и адекватного взгляда требует мудрости и восприимчивости, а при том, что наша человеческая ситуация отмечена колоссальным невежеством и испорченностью желания и воли, вряд ли кто-то справится с этим. Большинство из нас будет продолжать жить в мире концептуальных антагонизмов, чрезмерно акцентируемой неадекватности и слишком простых ключей к пониманию. Наихудшее – это отделываться от взглядов других людей как от чего-то смешного, оставаясь слепыми к своим собственным ограничениям.

Некоторые доказывают, что лишь научно установленные истины следует считать истинами и что личный опыт, включая в него и опыт религиозный, относится к сфере субъективных чувств и лишен какого-либо познавательного содержания. Для тех, кто так думает, религиозный опыт, конечно, не мог бы стать доказательством бытия Бога: даже на самом общем уровне интерпретация религиозных людей оспаривается; не существует никакого способа всеобщей верификации их заявлений; многие же религиозные переживания иррациональны и случаются с психически неустойчивыми людьми. Доказательство должно быть доступно для каждого, чтобы все могли все проверить и тщательно все обследовать во избежание надувательства и обмана. Религиозный опыт не проходит этих тестов, поэтому он не показывает ничего, кроме психических состояний обманутых маньяков.

Но вовсе не так уж очевидно, что всякий религиозный опыт есть обман. Требование, чтобы всякое свидетельство прошло публичную проверку, было всеми признано и повторено при контролируемых условиях, словно научное свидетельство, во многих сферах человеческой жизни неприемлемо.

В залах суда редко бывает всеобщее согласие – например, прокурор и адвокат не соглашаются друг с другом. Доказательство не может быть повторено, и им невозможно управлять, а если оно сделано в прошлом, то и не может быть всеми проверено. Нам приходится довольствоваться низким стандартом доказательства и говорить, что мы полагаемся на суждение большинства людей, открытое всякому доступному свидетельству и руководствующееся мнением специалистов, как того и требует доказательство.

То же верно и для человеческой истории в целом, в которой нет вопроса о контроле, повторении, всеобщих закономерностях или всеобщем согласии. Есть свидетельство, и оно должно быть доступно каждому. Но всегда будут различия в интерпретации, и отчасти их причиной будут различия между людьми и опытом тех, кто производит интерпретацию. Некоторые судьи лучше, восприимчивее и проницательнее, чем другие. Это – ведущие историки, и большинство людей проявило бы мудрость, приняв их водительство, хотя специалисты часто и не согласны с ними.

Когда дело доходит до мыслей, чувств, мотивов и намерений других, для несогласия еще больше места. Некоторые полностью скрыты от взгляда наблюдателей. Многие двусмысленны, и даже когда человек говорит о них, остается много вопросов о том, как интерпретировать такие утверждения и насколько им доверять.

Мы знаем, что у других людей есть мысли и мотивы, но нам приходится полагаться на свое знание того, что они собой представляют с точки зрения поведения и языка, которые более или менее раскрывают суть или более или менее неопределенны. В таких случаях свидетельство не всегда доступно для каждого или открыто публичному наблюдению и почти всегда открыто различным интерпретациям.

Люди часто пытаются выразить то, как они видят и чувствуют мир своего опыта в искусстве и литературе. Буквального описания избегают, а метафоры и образы применяют, чтобы вызывать у других чувство, будто они живут в том же мире, в котором живет художник. Но то, что вызывается, даже более зависит от наблюдателя, который должен вовлечься в личное взаимодействие с произведением художника, чтобы понять уникально личным путем, что ему сообщается.

Мы далеко ушли от научного мира безличного контроля и анализа публично проверяемых фактов. Практика науки ни в коем случае не так безлична и ценностно-нейтральна, как это иногда утверждают. Но наука пытается исследовать доступный проверке мир публично верифицируемых фактов. Гуманитарные науки и искусство этого не делают. Они пытаются войти, через сопереживание и чувство, в семантические миры, в которых выражаются взгляды на человеческий опыт, миры, менее буквально описываемые и менее доступные математическим расчетам, но проникнутые большим чувством и страстью.

Эти миры – тоже часть реальности. Это миры мысли и чувства, и они иногда могут изменять интерпретацию нами нашей собственной жизни, так как предлагают точку зрения, которая дает ощущение сложности опыта как ничто другое.

Религия может быть мостом между человеческим миром сопереживания и чувства и научным миром объективных фактов. Ведь могут быть формы объективности, доступные только сопереживанию и страстному чувству. Религиозная восприимчивость, возможно, одна – даже изначальная – из таких форм.

Религии дают точки зрения на человеческий опыт. Для религиозного взгляда, кажется, характерно то, что он видит все вещи sub specie aeternitatis , в соотнесенности с неким высшим реально существующим Идеалом или Ценностью. Есть ли доказательства истинности для этого взгляда? Как я уже заметил, не может быть никакого независимого доказательства для базовых точек зрения, поскольку они сами определяют, к каким именно доказательствам мы должны относиться всерьез.

Утверждения, выражающие базовую точку науки, например, «у всякого события имеется причина» или «законы физики всеобщи», не основаны на доказательстве. Конечно, мы можем сказать, что они уже подтверждены, однако их притязания выходят далеко за пределы того, что мы до сих пор испытали на опыте. Важно, что они подтверждены в опыте. Но они функционируют как аксиомы веры, делающей науку возможной.

Подобным образом утверждения, выражающие базовый взгляд философского натурализма, типа «нет никаких объективных моральных ценностей», или «все фактические утверждения должны быть утверждениями науки и могут ссылаться лишь на физическое», или «нельзя верить во что-либо при недостаточной доказанности этого», или «все ценности субъективны», не основаны на доказательстве. Они выражают фундаментальные аксиомы, определяющие тот способ, которым мы интерпретируем любой наш опыт.

Базовая точка зрения религии заключается в том, что существует объективная реальность высшей ценности, которую христиане называют Богом. Верить в Бога – значит, прежде всего, верить в объективность ценности и цели. Этот взгляд не основан на нейтральном доказательстве, но является аксиомой, которая делает возможной жизнь веры – видения всякого опыта в свете такой объективной ценности и цели. Такая вера подтверждается прежде всего чувством, что она дает людям способность изменить свою жизнь к лучшему (и лишается подтверждения, если этого изменения к лучшему не происходит). Она также подтверждается большей жизненностью, счастьем и моральным динамизмом, которые она приносит тем, кто ее принимает.