Антон Тихомиров - «…Истинно свободны будете». Размышления о свободе в контексте российской Евангелическо-Лютеранской Церкви

Свобода – вот проблематика настоящей книги. Трудно себе представить тему более христианскую, более того, столь тесно связанную с евангелическо-лютеранской церковью. Само имя основоположника протестантизма свидетельствует об этом. Мартин Лудер, как было принято в то время у образованных людей, слегка переделал свою фамилию, чтобы она звучала на античный лад. Однако он сделал это вполне осмысленно: Лютер – это комбинация его изначальной фамилии и греческого слова «элеутериос», что значит «освобожденный».

Опыт, лежащий в основе христианства (что протестантизм подчеркивает особенно настойчиво), – это опыт свободы, освобождения. Свобода же редко бывает одномерной. Переживание освобождения от вечного проклятия идет рука об руку с внутренней духовной свободой, свободой творчества, свободой политической. Соотношение этих различных аспектов свободы порой бывает сложным, даже противоречивым. Но это такие конфликты, которые способствуют движению вперед, все большему и более полному освобождению человека.

Тут сразу же напрашиваются два традиционных вопроса: «Освобождению от чего?» и «Освобождению для чего?» Опять же традиционно эти «два вида свободы или освобождения» принято едва ли не противопоставлять друг другу, отдавая при этом первенство второму: «свободе для». Но на самом деле различение «свободы от» и «свободы для» во многом является искусственным. Свобода – это цельный порыв, прорыв, переживание, состояние. Свободу нельзя делить на правильную и неправильную, плохую и хорошую. Свобода как таковая – это воля Бога о нас.

В христианстве свобода имеет двойственное значение: во-первых, она инструмент, при помощи которого мы призваны решать этические вопросы. А, во-вторых, она и сама по себе является важнейшей ценностью, поскольку приближает нас к своей собственной (часто до неузнаваемости искаженной грехом) человеческой сущности и тем самым к Богу.

Этим двум значениям свободы и посвящены настоящие размышления.

Большинство людей сегодня (как, впрочем, и во все времена) считают, что вера, прежде всего, означает определенные ограничения или самоограничения. Вера связывает, обязывает, принуждает, даже порабощает. У всех на слуху выражения вроде «раб Божий». Не потому ли сегодня очень многие люди с подозрением или даже с откровенной враждебностью воспринимают само понятие «вера» и отнюдь не спешат идентифицировать с ним свою жизненную позицию? Пожалуй, это риторический вопрос. Ответ на него очевиден. Церковь, вера, религия и несвобода – эти понятия, как правило, стоят в одном ряду. Собственно, и те люди, которые обращаются к вере, нередко становятся членами церкви или иного религиозного сообщества именно из-за своего стремления к удобному (хотя бы из-за освобождения от ответственности) рабству, из-за страха перед свободой. Знаменитый автор множества афоризмов Ежи Лец написал однажды: «Мечта раба – это рынок, на котором он может купить себе хозяина». Очень многие люди сегодня, особенно в нашей стране, испытывая дискомфорт из-за отсутствия привычной господствующей идеологии, воспринимают церковь как такого «нового хозяина». Неудивительно, что и миссионерские стратегии самой церкви могут строиться как раз на этом стремлении. Вольно или невольно, идя на поводу подобных желаний, церковь пропагандирует вполне привлекательную для многих людей несвободу веры. И это (без преувеличения!) фатальная ошибка. Задача подлинно евангелической теологии – снова и снова указывать на нее и ее исправлять.

Да, нужно признать, на практике религия может выступать, очень часто выступала и выступает формой ограничения человеческой свободы. К сожалению, с этим мы сталкиваемся снова и снова. Примеров тому не счесть. Здесь необходимо признать правоту многих критиков религии. Однако необходимо посмотреть глубже. Нужно не ограничиваться поверхностными явлениями, а обратиться к сущности религии, по крайней мере, религии христианской. Тогда мы можем обнаружить, что она по своей глубинной сути – это как раз страстное стремление к свободе.

Речь идет, прежде всего, о свободе от тех ограничений (физических, моральных и прочих), которые налагает на человека бытие в рамках этого мира. Тяга к чудесам, которые освобождают нас от рабства законов природы, не случайно присуща человеку и не случайно именно о чудесах идет речь в религии. Даже самое наивное определение чуда как нарушение законов природы уже свидетельствует о таком его освобождающем аспекте. Такое понимание чуда словно бы грубо разрывает оковы материального мира с его физическими, химическими, биологическими и социальными законами. Здесь можно вспомнить о многочисленных рассказах об исцелениях, совершенных Христом. Во всех таких случаях чудо было освобождением от болезни, освобождением, которое не могло быть осуществлено другим, естественным, путем. Однако чудо можно понимать и тоньше: не как прямое нарушение законов природы, а как свидетельство о том, что они не последняя реальность. Свидетельство о том, что есть высшие смыслы и реальности, независимые от природных законов и данностей и потому от них свободные. Так, знаменитый лютеранский богослов прошлого столетия Пауль Тиллих назвал чудо «экстазом бытия». Перефразируя его, мы могли бы определить чудо как «экстаз свободы».

Помимо чудес в этой связи можно говорить и о жажде вечной жизни, то есть о жажде священной близости Бога, в которой замолкает всяческое моральное суждение и осуждение, о жажде бытия в полном любви (а, значит, свободном от внешнего закона) сообществе равных братьев и сестер. Такая жажда также живет в религии, в христианстве.

Рембрандт Харменс Ван Рейн.

Воскрешение Лазаря

То, о чем шла речь выше, есть суть религии. Тем не менее очень часто религия, следуя извращенным идеалам, создает некий альтернативный иллюзорный мир, который еще сильнее порабощает человека, делает его рабом довольно ограниченных и нередко абсолютно ложных фантазий. Та свобода, которую обещают такие иллюзии, на самом деле, оборачивается закрепощением, «помещением в тюрьму» выдуманной или искаженной реальности. Чудеса, вечная жизнь, близость Бога, община верующих становятся прутьями той клетки, в которую религиозные проповедники улавливают человеческие души. Вместо реальных законов природы и общества человека помещают в систему иных, якобы религиозных законов. Притом большинство из таких законов являются попросту выдумкой или следствием исковерканных представлений о божественной реальности. Жажда свободы от реальных ограничений оборачивается рабством иллюзии.