Савва (Тутунов) - Епархиальные реформы

Так, в мае 1906 года автор статьи в «Церковном вестнике» на основании многих примеров утверждал, что «архиереи не только не доступны, но иногда и пренебрежительны, высокомерны и даже презрительны в отношении к низшему духовенству» [333], и именно поэтому, считал он, произошла радикализация суждений об архиерейской власти:

Не чувство протеста против епископской власти говорит в иереях последнее время в их суждениях об архиереях. У них проснулось чувство человеческого достоинства [334].

Годом раньше об этомже писала группа московских священников:

Взаимоотношения епископа к духовенству должны иметь характер братского обращения. Надменность, пренебрежительность, грубость и раздражительность со стороны архиереев и лицемерное самоуничижение, рабская лесть, фальшь и ложь скорее ненавидящего, чем почитающего их низшего духовенства должны исчезнуть [335].

Тогда же, весной 1905 года, на проблему «абсолютизма в церковном управлении» [336]указывала «группа провинциальных духовных лиц» [337], опубликовавшая свою записку в газете «Русь». Опасаясь, что с введением патриаршества епископы останутся «владыками», а духовенство бесправным, авторы записки призывали «снять с него [духовенства – и. С] архиерейскую опеку» [338]. В более сдержанных выражениях о «владычестве» архиереев упоминалось и в выступлениях «Союза ревнителей церковного обновления» [339].

Мы указали на мнение профессора Н. К. Никольского, рассматривавшего современный ему епископат как проводник сословной гегемонии монашества. Разделяющий его точку зрения В. В. Розанов резюмировал ее так: «Уж лучше чиновники, чем монахи» [340]. Примечательно, что историк Н. Ф. Каптерев, красочно описывая, как «бесправное и беззащитное духовенство должно все терпеть, все сносить и все ниже и ниже склонять перед своим грозным владыкой свою бедную, рабскую голову», также видит спасение во власти чиновничества, а именно – обер-прокурора [341].

Впрочем, помимо такой резкой постановки вопроса об отношениях между епископами и их клиром и паствой, была и другая. С большим или меньшим полемическим запалом указывалось на то, что архиереи de facto далеки от паствы в силу своих бюрократических обязанностей, размера епархий, частых перемещений. В частности, уже упомянутый нами Н. Д. Кузнецов полагал, что архиереи принимают решения «преимущественно по статьям Устава духовных консисторий, Инструкции церковным старостам», так что

живая человеческая личность с ее внутренними потребностями, сомнениями и скорбями, обыкновенно мало поддающимися изложению на бумаге, оказывается забыта архипастырями, и их отношение в этом к народу и подчиненному духовенству очень напоминает обыкновенных чиновников разных ведомств [342].

Ему вторит профессор Киевской духовной академии В. З. Завитневич: «В недра нашей Церкви проникло начало государственное» [343], – в силу чего

тот же формализм, с каким относятся к делу наши гражданские чиновники, наблюдается и в служении пастырей Церкви, которым нет дела до того, что происходит в душе их пасомых, исполняли бы они только возлагаемые на них церковным правительством обязанности и повинности [344].

С «высшими государственными чиновниками» сравнивал архиереев и петербургский священник Петр Кремлевский (в 1917 году активный участник процесса выборов на Петроградскую кафедру) в «проекте церковных реформ», представленном и одобренном в «Союзе ревнителей церковного обновления» [345]. В рамках Московской комиссии по церковным вопросам Кремлевскому созвучны уже упомянутый А. И. Покровский и член корпорации Московской духовной академии В. А. Соколов. По мнению Покровского, духовенство превратилось в «клерикально-бюрократическую касту», и, в частности, епископ «из отца, руководителя и председателя пресвитерского совета <���…> перешел на положение бесконтрольного начальника». А причина в том, что право выбора архиерея «перешло в руки духовной и гражданской администрации, начавшей смотреть в силу этого на духовенство, как на особый класс церковно-правительственных чиновников» [346]. В несколько более мягкой форме В. А. Соколов, напоминая об объеме канцелярской деятельности епископа, утверждал, что «пастырская сторона его деятельности совершенно заслоняется и оттесняется на задний план его деятельностью как администратора». Указывая на размер епархий, частые переводы, отсутствие прямых контактов с паствой, он заключает: «Епископ является не столько пастырем, сколько правителем» [347]. Почти те же слова мы читаем в комментарии редакции «Церковного вестника» на обвинения архиереев в деспотизме:

Являясь одним из колес государственной бюрократической машины, епископское управление поневоле носит на себе обычные черты бюрократизма: епископ является не столько пастырем, сколько государственным сановником.

Тысячи бумаг и большие размеры епархий «делают физически невозможным близкое знакомство епископа со священниками и внимательное отношение к их нуждам» [348], писала редакция, возглавляемая в то время членом «группы 32‑х» священником А. П. Рождественским. Несколько ранее в том же «Вестнике» была помещена статья, посвященная отношениям между епископом и паствой, в которой ставилась проблема канцелярской загруженности епископа и отсутствия живых отношений между епископом и паствой:

В епископе стали видеть, прежде всего, духовного сановника, администратора, а не руководителя жизни паствы по духу Евангелия, от него ждут резолюций, а не живого слова утешения и наставления [349].

Констатация отдаленности епископов от паствы привела одного из авторов статей того времени к утверждению, что «церковь в самом деле давным-давно управляется не епископами, а пресвитерами» [350]и потому «должна быть признана de facto пресвитерианской».

Ненормальность отношений между епископом и паствой осознавалась и архиереями – это становится очевидным при чтении их отзывов. Можно оставить в стороне отзывы Варшавской и Олонецкой консисторий, составленные без участия архиереев: в этих записках управление архиереев сопоставляется с деятельностью высших государственных чиновников, удаленных от подчиненных бумагами и формализмом строя [351]. Однако эти же мысли в более или менее развернутом виде мы находим в отзывах, составленных самими архиереями. В частности, преосвященный Волынский Антоний (Храповицкий), перед тем как указать, что организация какого-либо нового органа управления «еще более отдалит епископа от жизни паствы», подчеркивал:

И существующими административными учреждениями епископ должен пользоваться как можно меньше, а должен сам входить в отношение с обращающимися к нему письменно и устно лицами [352].