Ксения Кривошеина - Мать Мария (Скобцова). Святая наших дней

Впервые Лиза попала в Петербург в возрасте трех лет, весной 1894-го. Но воспоминаний от города у девочки не осталось. Боясь простуд, Лизу и ее брата Митю практически держали дома, вывозили в гости, в театры на балеты или на дачу к Лизиной крестной, тетке ее матери, Елизавете Александровне Яфимович (урожд. Дмитриевой-Мамоновой, фрейлине при дворе Вел. княгини Елены Павловны). Крестная мать Лизы в прошлом много путешествовала со своим мужем-офицером, который долгое время служил на Кавказе, где и получил звание генерала. В Тифлисе она подружилась с вдовой А. С. Грибоедова Ниной Чавчавадзе-Грибоедовой От тех времен в семье Яфимович бережно хранился подарок вдовы Грибоедова – маленький кинжал с золотой рукояткой и с надписью «Нина».

Овдовев, генеральша Яфимович поселилась в столице. К ней, в ее гигантскую квартиру из 13 комнат на Литейном проспекте, 57, вплоть до 1906 года Пиленко приезжали ежегодно.

С рождения Лиза звала свою крестную «бабушкой», своей родной она не знала. Огромная петербургская квартира в центре столицы с анфиладой в 13 комнат, с коридорчиками, чуланчиками и антресолями, была для нее и младшего брата «миром чудес». Она вспоминала: «В каждой комнате стояло несколько часов. Во время боя вся квартира наполнялась своеобразной музыкой: низкий и медленный гул столетних часов переливался и обгонялся серебристым звоном севрских, потом начинали бить часы с башенным боем, потом вообще нельзя уже было разобрать, сколько и какие часы бьют». Яфимович обладала веселым нравом, обожала детей и часто устраивала у себя праздники. К приезду Лизы и Мити составлялось расписание, ничего в «развлечениях» не было лишнего, но и упущено ничего не было. Каждый год Лиза с нетерпением ждала зимы. Софья Борисовна приезжала обычно к Рождественскому посту, а возвращались в Анапу до Пасхи. Она вспоминала: «В Петербурге было еще холодно, лежал снег, но чем дальше мы ехали, становилось теплее и весеннее, а когда ранним утром мы подъезжали к нашей станции Тонельная, то весна была в полном разгаре. Едем в извощичьей коляске. Воздух чудный, жаворонки поют, с горы видны вдали море, песчаный берег Анапы, а потом и строения. Спускаемся в долину. Кое-где ярко-зеленые овсы пестреют красными тюльпанами… все ближе море и Анапа, и наконец мы дома!»

В своем тексте «Друг моего детства» [12] Рассказ «Друг моего детства» (1925, Париж) – своеобразная дань памяти К. П. Победоносцеву к 100-летию со дня его рождения. Лиза вспоминает о Яфимович: «У нее в гостиной можно было увидеть принцессу Елену, внучку Елены Павловны, и бабушкину крестницу, дочь ее швеи, или нашего детского приятеля-репетитора, косматого студента Борчхадзе, рядом с членом Государственного совета бароном Таубе, и нельзя было заметить и тени разницы в обращении хозяйки со своими гостями». Этому равенству со всеми научила Лизу ее крестная. «Настоящий аристократ должен быть равен со всеми», – повторяла Е. Яфимович.

Как и все дети, играя в театр, Лиза обожала переодеваться. Сохранилась фотография, где она одета русской царевной, а ее брат рядом в черном костюме то ли волшебника, то ли Кощея Бессмертного, с длинной белой бородой. Во время одного из таких костюмированных праздников Лиза неожиданно заявила, что хочет станцевать лезгинку. И Яфимович сказала: «Ну, пляши!» Ей было уже под восемьдесят лет. Лиза кончила плясать, а бабушка неожиданно поморщилась и произнесла: «Какая гадость! Я сейчас вам покажу, как надо плясать лезгинку».

Софья Борисовна вспоминает о том вечере: «Мы с двоюродной сестрой, которая была с нами, пришли в ужас. 80-летняя старушка… Это даже опасно для нее. А тетя: – Пойте лезгинку и хлопайте в ладоши! Только я должна башмаки снять, они велики. – И пошла… Это была настоящая лезгинка, как танцуют ее на Кавказе. А она, кончив, даже не устала; села на стул и говорит: – Вот это лезгинка!» Этому искусству ее научила в Тифлисе ее подруга Нина Грибоедова.

Тетушка-бабушка была персонажем из другого времени, она родилась в 1818 году, все ее близкие и друзья к началу ХХ века покинули сей мир, а она надолго пережила свое время: «Люблю я вас всех, друзья мои, и все же вы мне чужие. Близкие все давно в могилах».

Семья Яфимович дружила с обер-прокурором Св. Синода К. П. Победоносцевым. Он часто приходил без приглашения на огонек, так как жил в доме напротив: Литейный проспект, 62.; каждый раз о приезде семьи Пиленко ему сообщалось запиской: «Любезнейший Константин Петрович. Приехала Лизонька!» А на следующее утро он появлялся с книгами и игрушками, улыбался ласково, «расспрашивал о моем, рассказывал о себе». В пять лет Лиза впервые разговорилась с ним, после того как он похвалил ее детские рисунки, с семи лет между ними завязалась дружеская переписка. Он, человек строгих правил, который был грозой либеральной России, на долгие годы станет ее другом, собеседником и наставником: «Он действительно ощущал меня не как “бутуза и клопа”, а как человека, с которым у него есть определенные отношения».

В своем эссе о Победоносцеве м. Мария пишет: «В детстве я не помню человека другого, который так внимательно и искренно умел бы заинтересоваться моими детскими интересами – и казался поэтому единственно равным из всех взрослых людей». Для многих эта дружба казалась странной: что могло быть общего у 70-летнего старика и маленькой девочки? Ей задавали вопросы, она отвечала: «Мы друзья». Их дружба оборвалась в 1906-м, ей исполнилось 15 лет, мирная переписка все больше походила на яростный спор, все чаще Лиза задавала своему другу вопросы, на которые получала ответы, совершенно ее не устраивающие. Революция 1905 года проложила борозду в их отношениях… Может быть, уже тогда она встала на путь поиска себя?

Подлинный облик Победоносцева сложен, к нему совершенно неприменим одномерный подход. Характеристика, данная ему Блоком в поэме «Возмездие», довольно дерзкая, но именно так его воспринимали либералы:

Однако при грозном обер-прокуроре за четверть века его «правления» в десятки раз увеличилось число церковно-приходских школ по всей России – миллионы крестьянских детей смогли получить начальное образование. Он считал, что «вера в общие начала есть великое заблуждение нашего века. Что жизнь – не наука и не философия; она живет сама по себе, живым организмом». Он не был врагом подлинной науки, но был против фетишизации новоиспеченных теорий, под которые хотели подогнать жизнь различные теоретики конца XIX века – в основном социалисты. Поэтому-то многие и считали, что он реакционер и ретроград, что он утверждал вечные ценности: Бог, Отечество, Родители – и тем самым хотел укрепить человека, сделать его независимым от земных кумиров.