Ксения Кривошеина - Мать Мария (Скобцова). Святая наших дней

Основательницей гимназии, расположенной на Моховой ул., 27, была Любовь Степановна Таганцева. Она была дальней родственницей известного юриста-криминалиста В. Н. Таганцева. Его сын с женой будут расстреляны 26 августа 1921 года по так называемому антибольшевистскому «заговору Таганцева». Среди сотни расстрелянных будет и поэт Николай Гумилев.

Любовь Степановна, будучи учителем по призванию и по профессии, всю свою жизнь мечтала о собственной школе. Помог случай. Она выиграла в лотерею изрядную сумму денег и пустила ее на организацию гимназии с современными программами и с индивидуальным подходом. Из воспоминаний И. Еленевской (учившейся в то время) можно представить атмосферу, царившую в этой новаторской женской школе:

«Гимназия занимала два этажа дома на Моховой улице. В нижнем этаже помещались приготовительный, первый и второй классы и гимнастический зал, который служил и для игр во время перемен. В верхнем этаже – все прочие классы, с третьего по восьмой включительно, актовый и гимнастические залы, столовые, учительская, и к ним примыкала квартира начальницы, Любови Степановны Таганцевой.

Начиная со второго класса в каждом было по два отделения, по 20–25 учениц, для того чтобы учительскому персоналу легче было поддерживать личный контакт с отдельными ученицами, наблюдать и направлять формирующиеся характеры.

Насколько серьезно относились к педагогическим задачам учителя, видно из того, что в конце каждого учебного года Любовь Степановна вызывала к себе родителей и каждой матери в отдельности говорила об отрицательных сторонах характера ее дочери, чтобы с ними бороться. Учебный день начинался с молитвы. Все классы с имеющимся налицо учительским персоналом, во главе с начальницей Любовью Степановной собирались в актовом зале. Хор из учениц старших классов пел “Отче наш”, одна из учениц восьмого класса читала Евангелие и затем молитву перед занятиями.

Маленькие перемены между уроками длились десять минут, а большая перемена, во время которой завтракали, продолжалась сорок пять минут. Ученицы могли приносить с собой бутерброды, можно было получать за отдельную плату горячий завтрак от гимназии, а некоторым, близко живущим, приносили завтрак в судках из дому.

Из преподавательниц младших классов мне запомнилась учительница русского языка Юлия Петровна Струве, на редкость обаятельная москвичка с бархатными карими глазами, с заложенной венцом на голове косой темных волос, веселая, прекрасно читающая выдержки из творений русских писателей и хорошая декламаторша. Она умела пробудить в своих маленьких ученицах живой интерес к своему предмету и все, искренно любя ее, старались отличиться знанием задаваемых уроков. Ко мне она относилась ласково, но всегда высмеивала мой “петербургский” выговор. Она любила, чтобы немного растягивали слова, выговаривая букву “о” смахивающей на “а”, букву “ч” как “ш”: “харашо”, “што”.

В первом классе, где нас было сорок три ученицы, мы еще как бы приглядывались друг к другу, “дружба” с отдельными девочками стала завязываться со второго класса, когда нас разделили по отделениям. Тут мне пришлось испытать и радость первых привязанностей, и детскую жестокость, которая проявляется откровенно, так как дети не умеют еще скрывать или, во всяком случае, сдерживать проявления своих симпатий и антипатий» [16] И. Еленевская (1897–1981). «Петербург до революции», машинопись, архив А. Шустова. .

По воспоминаниям подруг и самой Лизы, «в гимназии царила серьезная атмосфера дисциплины и научный дух критики». Здесь преподавали первоклассные педагоги, которых тщательно отбирала Л. С. Таганцева. Действительно, со второго курса, на который сразу по прохождении собеседования попала Лиза, класс уже состоял из 24 учениц, самых разных сословий: «Мы были разделены на две группы: чинных барышень высшего чиновного и промышленного круга и бойких развитых интеллигенток, дочерей профессоров, адвокатов, художников». В гимназию принимали после собеседования и девочек из совсем неимущих семей. С некоторыми из них Лиза особенно подружилась: так, ее подруга А. Афанасьева была из бедной рабочей семьи. Тагацева сумела для таких особо одаренных детей найти меценатов, которые платили за их обучение.

Наряду с общеобразовательными предметами в гимназии Таганцевой преподавалось и рисование; уроки эти вела одна из сестер Шнейдер, известных акварелисток, Варвара Петровна. Сестры Шнейдер были постоянными участницами петербургских акварельных выставок, страстно увлекались народным искусством и русским орнаментом, были дружны с Н. К. Рерихом. Во время занятий Варвара Петровна старалась уделить время каждой ученице, собственноручно показывала технику и премудрости рисунка. На каждом уроке наглядным показом и сравнением репродукций она старалась объяснить стили, привить девушкам хороший вкус к пониманию изобразительного искусства. Для обучения гимназисток рисованию использовались классические гипсовые слепки античных героев, в частности голова богини Геры, висевшая на стене и, видимо, порядком намозолившая глаза ученицам. Пятиклассница Лиза Пиленко, побывавшая как-то на открытой лекции по энергии, на другой день горячо рассуждала в кругу подруг: «Нет, вы подумайте – материи, этой тяжелой, косной материи нет, есть одна энергия! И эта стена – энергия, и эта голова Геры тоже – энергия…»

Одноклассница Лизы Ю. Я. Эйгер (по мужу Мошкова) вспоминала позже: «Девушки-гимназистки были в курсе литературных, театральных и музыкальных событий Петербурга, посещали выставки “Мира искусства”. Нашими любимыми художниками были Бенуа, Лансере, Сомов, Кустодиев, Альтман… Лиза была настоящая художница. Рисовала она не просто хорошо, на каждом рисунке лежала печать ее неповторимого своеобразия и таланта. Рисовали мы в гимназии на уроках банальные гипсовые орнаменты, и некоторые из нас научились их рисовать правильно и точно, может быть даже изящно. А вот в рисунке Лизы, резком и подчеркнутом, всегда была выделена какая-то идея, остальное было сделано небрежно, как бы едва намечено. Я до сих пор помню ее рисунки, поразившие меня, и, несомненно, она, а не наш учитель рисования научила меня понимать живопись как искусство, проникать в самую сущность людей и вещей, созданных гением человека. И как ни странно, в то время Лиза рисованию не придавала особого значения!» [17] Цит. по: Кривошеина К. Красота спасающая. СПб.: Искусство-СПБ, 2004. .

Конечно, художники Серебряного века влияли на становление художественного вкуса молодых учениц и самой Лизы. Тяга к современному искусству у нее развивались под бурлящими, новаторскими идеями того времени. Художники и артисты торопили время, спешили сломать и разрушить устои, новые мысли и идеи были сродни веку. Россия впитывала как губка европейские «либеральные взгляды», бунтарство и протест против всего «старого и отжившего» захлестнули умы интеллигенции, дотянулись и до студенческой молодежи.