Евгений Тугаринов - Митрополит Антоний Сурожский. Биография в свидетельствах современников

Россия на долгие годы стала для Андрея Блума лишь мечтой, горячей и непрекращающейся молитвой о желаемой и далекой родине. Местом жизни поначалу была Франция, открывшая свои границы спасающимся от врага русским изгоям. Новая страна дала приют и защиту миллионам, но предоставила всем заботиться о себе самостоятельно, не надеясь на государственную помощь. Чтобы выжить, русское дворянство распродавало свои фамильные драгоценности, всем миром, в складчину, строили новые храмы, из общей копилки поддерживали особо бедствующих соплеменников-эмигрантов, заботились о детях, об их обучении и всегда думали о возвращении в Россию.

Для будущего владыки Антония Франция стала домом, где он учился в русской школе, затем в университете Сорбонны. Он стал врачом, учителем в гимназии.

Командиры летнего скаутского лагеря. Крайний справа – Андрей Блум

Ученицей Андрея Борисовича Блума в русской гимназии в Париже была Татьяна Николаевна Прокош, живущая много лет в Лондоне. Она мне немало рассказывала о своем гимназическом молодом учителе Андрее Блуме, который преподавал ей историю. Он не был строгим учителем, наоборот, родители учеников просили его быть к ним строже. Как узнала потом Т. Н. Прокош, Андрей Блум не сильно разбирался в предмете, который преподавал, и поэтому готовился к предстоящему уроку всю ночь накануне.

Учитель и ученица жили неподалеку друг от друга, ходили в одну церковь, были членами одного прихода. Когда Татьяне исполнилось пятнадцать лет, она стала петь в церковном приходском хоре, где пел и будущий владыка Антоний. В ту же церковь, которая начиналась трудами епископа Вениамина (Федченкова), ходил философ В. Н. Лосский, иконограф и иконописец Л. А.Успенский, монах Григорий (Круг) и некоторые другие, совсем немногие из русских эмигрантов, которые решили не рвать отношения с Московской Церковью, а отвергая большевизм, осуждая разбой, варварство и гонения на Церковь в Советской России, своим поведением, своей жизнью показывали действительное родство с Матерью-Церковью в Духе, в самой сути своей православной веры. Эта была та верность, о которой владыка Антоний многократно говорил всю оставшуюся жизнь. Эта верность давала силы жить и бороться за Родину молитвой, словом, примером жизни.

Андрей Блум был активным прихожанином Трехсвятительского подворья в Париже [2] Трехсвятительское подворье в Париже – кафедральный храм трех вселенских святителей (Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста) и святителя Тихона Задонского, Корсунская епархия РПЦ. Приход основан в 1931 г. митрополитом Вениамином (Федченковым) и небольшой группой прихожан-эмигрантов, оставшихся в юрисдикции Московского Патриархата после массового перехода русских приходов Западной Европы в Константинопольский Патриархат. . Он тайно принес монашеские обеты, после чего его жизнь еще более сконцентрировалась на Церкви, на помощи людям, на личной жертве, поэтому, когда в Париж пришли немцы, будущий владыка Антоний стал участником Сопротивления, рисковал жизнью, лечил людей, прятал и спасал евреев от преследования гестапо.

Пожалуй, самым верным будет сказать о владыке Антонии что-нибудь личное, пусть немногое, но то, что прямо коснулось моей жизни и жизни моей семьи. В Лондон я приехал по личному приглашению митрополита Антония. Мне известно, что владыка сам хлопотал обо мне, корректировал тексты писем, следил, как продвигается дело с визой, звонил чиновникам эмиграционной службы. В нашей семье хранится переписка, которую вел собор с Министерством внутренних дел Великобритании о том, чтобы мне дали многолетнюю визу с разрешением на работу. Все эти бумаги были подписаны владыкой, а некоторые составлены им лично. Приехав в Англию работать, я волею судьбы оказался служащим с ним в одном храме, сопровождая его молитву в алтаре пением церковного митрополичьего хора на клиросе.

Начиная с января 1998 года у нас было с ним несколько продолжительных встреч, несколько раз я исповедовался у него, постоянно бывал на его четверговых беседах и постовых говениях. Но о первой встрече с владыкой мне хотелось бы рассказать особо. Быть может, читатель найдет в этом рассказе и что-то знакомое ему, похожее на его личный опыт встречи со святостью, которая изначально заложена в каждом из нас, но которую умеют взрастить и удержать в себе лишь немногие.

«Мы все призваны к святости, к царственной святости, но не все из нас святы», – как-то услышал я слова старого священника, которые глубоко запали мне в сердце. Владыка Антоний был одним из них, одним из немногих, на ком лежала видимая печать Духа Святаго, печать благодати Божией. По слову преподобного Серафима Саровского, он спасался сам – и рядом с ним было тепло многим. Видя его жизнь, многим хотелось идти вослед.

Он не скрывал свои немощи, он любил пошутить над ними, а иногда владыка беспощадно и без рисовки мог говорить о себе. Протоиерей Иоанн Ли вспоминает: «Однажды, когда я на него за что-то рассердился, владыка сказал мне: „Джон, ты деревенский мальчик, ты знаешь, что из навоза может вырасти добрый плод, – так и думай обо мне"» [3] Ли К, прот. Добрый плод // О митрополите Сурожском Антонии: Сборник материалов к 10-летию со дня преставления. Издание Сурожской епархии. С. 17. .

В митрополите Антонии была удивительная сила притягивать к себе людей, сила, которую даровал ему Господь ради всех нас, ради тех, кто знал его, и тех, кто только читал его книги. Многое из того, что сказал владыка, люди воспринимали как адресованное лично им. Во всех его поступках чувствовалась громадная личная ответственность. Для меня это есть самое очевидное свидетельство благодати, столь обильно разлитой в сердце владыки, потому что его внимание и сосредоточенность на проблемах каждого стоящего перед ним человека не были просто вниманием, которое само по себе довольно редкое явление в общении современных людей, но это была его постоянная молитва о человеке. В этот момент владыка был видимым и ощущаемым духовным мостом между миром земным и миром небесным. Ему были открыты пути Господни в ту меру, в которую он сам мог их вместить. Как оказалось, мера эта значительно превосходила меру обычного человека.

Некоторые из близких ему людей знали, что за несколько месяцев до кончины владыке Антонию был открыт день его перехода в жизнь вечную. Он не верил снам, но один из них был воспринят им как вещий, пророческий. «Мне приснилась бабушка, – вспоминал владыка, – которая сидела рядом и листала календарь. Страницы календаря сменяли друг друга, бабушка как будто хотела мне что-то дать понять. Она остановилась на июне следующего года, месяце моего рождения, и стала листать медленнее, уже как бы по дням. Я запомнил последнюю дату—4 августа 2003 г. Сон прошел, видение кончилось, но я понял, что в этот день я умру».