Евгений Тугаринов - Митрополит Антоний Сурожский. Биография в свидетельствах современников

Эту историю о сне владыки я услышал от протоиерея Иоанна Ли, человека, который находился рядом с ним последний год его жизни. Отец Иоанн был когда-то медбратом, и получилось как бы само собой, что в период болезни владыки Антония он практически ежедневно был рядом, помогал, советовал. Отец Иоанн был и при последних днях, часах и даже минутах земной жизни митрополита Антония, он облачал его перед положением во гроб. Он знал многое такое, что знать больше никто не может.

Не дерзая сказать что-то совсем особое и новое, тем не менее, беру на себя смелость поделиться памятью сердца, тем драгоценным и дорогим, что, раз попав внутрь тебя, остается с тобой навечно, на все время твоего собственного земного пути. Эта сердечная память помогает идти по жизни, помогает ориентироваться в ней, соотносить малое с большим, пустое и суетное со значительным и важным, помогает встречать людей, находить друзей и удерживать себя от греха. Память слов и дел владыки Антония, чему я был свидетелем и которую бережно храню в уме и сердце, дает мне право считать себя его учеником, признавая за этим не земной пьедестал тщеславия, а личную малую Голгофу, т. е. ответственность, жертву, верность и стремление к обретению Христовой любви. «Стремись к любви, ищи только ее. Лишь она одна будет тебе пропуском в Царство Небесное, – сказал мне однажды владыка Антоний, – потому как там нет ничего, кроме любви и радости вечной жизни с Богом Христом».

Восьмое января 1998 года я хорошо запомнил не только потому, что именно на этот день был взят билет Москва – Лондон, но и потому, что в этот день в Москве отпевали и хоронили Георгия Свиридова. Сколько было сожаления по поводу того, что из-за поездки в Англию у меня не было возможности быть на отпевании великого русского композитора и патриота, но что я мог сделать?

…Утро 8 января, аэропорт Шереметьево, самолет «Аэрофлота» Ил-86, который в тот день так и не смог взлететь. Рейс переносили, пассажиров томили новыми сроками, не разрешая покинуть зону вылета. Наконец вечером в очередной раз было объявлено, что злополучный рейс переносится на завтра, российских пассажиров отправляют на ночлег в ближайший новотель, а всех транзитных пассажиров оставляют спать на мраморном полу в зале ожидания. День был потерян, похороны Свиридова пропущены, но Англия – встреча с новой страной – откладывалась всего лишь на день.

В Англии мне предстояла нелегкая, но хорошо знакомая практическая хормейстерская работа с митрополичьим хором, которым с середины 1960-х годов руководил протоиерей Михаил Фортунато. Хор в то время более чем наполовину состоял из англичан, людей немолодых, не профессионалов, а настоящих любителей церковного пения. Регент хора протоиерей Михаил не раз повторял, что любитель (пения, живописи, изобретательства) происходит от слова любить. Только в этом значении он воспринимал певчих своего клироса, многие из которых из любви к русскому церковному пению и богослужению стали православными, учили церковнославянский и русский языки и большую часть своей жизни посвятили лондонскому собору и митрополичьему хору. Их привлек человек, которого я бесконечно и искренно уважал и который был хорошо известен в певческом мире Западной Европы, Америки и России. Отец Михаил Фортунато почти сорок лет руководил хором собора, и, приглашая меня в Лондон, он рассчитывал на меня как на специалиста-хормейстера, знакомого с технической стороной работы.

Первая встреча с хором, репетиция, или, как говорят в церковной среде, спевка, предстояла в ближайшее воскресенье после Божественной литургии. Но никто не знал, что спевка эта совершенно расстроится для меня и причиной тому станет встреча с митрополитом Сурожским Антонием. Душевное напряжение этой встречи, но, главное, последующая моя реакция на нее была столь сильной в эмоциональном отношении, что она до сих пор памятна мне во всех деталях и подробностях.

Еще в России я почувствовал, какой отклик в знакомых и друзьях производила весть о предстоящей поездке в Англию.

– Смотри на его руки. Они у него удивительные, говорящие, – сказал мне один знакомый священник.

– Слушай, как он говорит. Впитывай и запоминай каждое его слово, – говорил мне близкий друг.

– Смотри в его глаза. В них ты увидишь образ Христов, – наставлял третий знакомый.

– Читай его книги, подготовь вопросы, – предупреждал четвертый.

По правде говоря, из сказанного владыкой и опубликованного в самиздатовских книгах и эмигрантских журналах 1980-х годов мне было известно немногое. Я не присутствовал на полуофициальных встречах с владыкой на московских квартирах, не ездил в Лавру на его выступления перед учащимися духовных школ. Все это могло бы быть, будь я крещен. Приход в Церковь состоялся позже, и мое воцерковление шло медленно, тяжело, как это иногда случается с новоначальными служителями искусства. Да, владыка Антоний был нашим современником, он служил, он жил среди нас, но при этом был где-то далеко, за морем, почти в ином недоступном мире, во всяком случае для большинства россиян 1990-х.

…Девятое января 1998 года, лондонский аэропорт Хитроу. Температура на улице +14 С°, яркое, не зимнее солнце, голубое безоблачное небо, зеленая английская трава, шагающие улыбающиеся люди в майках. Меня встретил отец Михаил, немного волнующийся за нашу общую работу, за то, какое впечатление произведет на меня Англия. Мы ехали к нему домой на запад Лондона по дороге с романтическим названием М4. По-старому она звучит куда интереснее – Грейт-Вестерн-Роуд. Названа так еще римлянами, оставившими после себя много достопримечательностей, сохранившихся до сих пор: следы древней мощеной дороги, старые полу-развалившиеся виадуки и крепости, поселения, ставшие со временем английскими городами, в том числе знаменитые бани – система строений банно-развлекательного характера и назначения, несколько бассейнов с минеральной целебной водой с постоянной температурой в 42 °C и многое другое. Мимо проносился придорожный ландшафт, зеленый и ухоженный. Начались городские кварталы, двух– и трехэтажные, не похожие на московские громадные, безликие и местами облезлые, но родные многоэтажки.

Семья Фортунато жила на западе Лондона в районе Чизик, который издавна населяли художники, музыканты, адвокаты. Дома здесь в основном старой постройки, с эркерами, большими окнами, просторные и известные в Англии как «семейные дома». Дом Фортунато на тихой улочке Ротшильд-Роуд был на две семьи, имел крошечный садик спереди и садик побольше позади. Этот садик позади дома, огороженный изгородью, и был местом отдыха для обитателей дома. Здесь было солнечно и уютно. Рядом с калиткой разросшаяся декоративная вишня с толстым стволом и ветками без листьев, необычно для этого времени года усыпанными розовым цветом.