Михаил Чуев - Роман с фирмой, или Отступные для друга. Религиозно-политический триллер

– Упал с дерева.

– Да, похоже.

Я тут же вспомнил, что однажды (в подобной ситуации) сделал мой отец.

Лет десять назад, гуляя с ним по лесу, мы наткнулись на такого же беспомощного птенца. Отец подобрал его и посадил повыше, на ветку. Вспомнилась взлетевшая вверх над головой сильная и твердая рука, пахнущий хвоей, Севером и ветром брезентовый рукав штормовки с синей трехбуквенной нашивкой: «МАИ стройотряд».

Сам отец тогда еще не пил запойно (отчего впоследствии и умер), и поступок его восхитил меня, разжег мою детскую мальчишескую гордость за отца, за его доброту, силу и благородство. Но то было давно, а сейчас… сейчас каждое утро отец начинал с того, что трясущимися руками наливал стакан водки и, дрожа всем телом, склонялся над ним (и перед ним!), как дикарь перед идолом. После похмельного возлияния отец падал на диван и засыпал сном, больше похожим на смерть. К вечеру он просыпался, и тогда начинался настоящий кошмар. А ведь всего три года назад – пока не свернули за ненадобностью КБ при авиазаводе и сам авиазавод – отец был вполне успешным, ведущим инженером!

– Надо посадить на ветку, если лапы целы, – сказал я, отогнав мысли. – Тут ему точно кранты.

Мой друг холодно взглянул на меня и както странно усмехнулся.

– Не надо! – прозвучало коротко и резко.

Сказал, как топором отсек.

Я удивленно посмотрел на него.

– Как это не надо!

– А никак!

– Сдохнет ведь! Или сожрут!

– Если сильный – не сожрут! А слабый – не достоин жить!

– Серег, ты это… того… Я все понимаю, но…

– Ты забыл, – сказал он, глядя в глаза. – «Все, что не убивает, делает сильнее». Так говорил Заратустра!

Фраза прозвучала как заклинание чернокнижника, спорить с которым невозможно и бессмысленно!

« – А ведь верно! – подумал я. – Отец спас птенца, и кто он теперь!»

И тут уже стыд за отца, мало того, ненависть к нему за его слабость, за то, что с каждым днем он все больше и больше превращался в ничтожество – все это поднялось во мне. Волна горечи мгновенно смыла всякое теплое воспоминание и о самом отцовском поступке, и о том моем давнем детском восхищении им. Тот случай из детства теперь мгновенно предстал предо мной, молодым, сильным и глупым, уже как проявление слабости и мягкости отца, которые (как я тогда считал) и стали причиной его падения.

– Ты понял?

Я кивнул в ответ, и… нагнулся, чтобы подобрать птенца. Хотел ли я его спасти, невзирая на Серегины ницшеанские эскапады, или сделал это просто из нежелания подчиняться – не знаю, но я сделал шаг, нагнулся и попытался подхватить птенца. И тут же получил такой толчок в плечо, от которого едва удержался на ногах.

Я выпрямился, Серега стоял в полной готовности к продолжению.

– Ты чо?! – спросил я сквозь зубы.

– Я не дам тебе мешать природе!

– Так, да?! – сказал я и бросился на него.

Мы схватились. Я попытался поймать Серегину шею и зажать локтем в так называемый «стальной зажим». Он увернулся и ударил ногой под колено. Падая, я все же ухитрился схватить его за ту самую ногу, которой он меня ударил. Оба оказались на земле. Барахтаясь и бросаясь друг на друга, мы катались и дрались в зарослях как два непримиримых самца в брачный период. В какойто момент мне удалось взять локоть его руки на «болевой», через бедро.

– Все! Все! Ипон! Твоя! – заколотил ладонью по траве Серега.

– Такто! Япон!

Я медленно ослабил хватку и выпустил его негнущуюся руку. Мы поднялись мокрые, красные. Отряхнули себя спереди и потом стали сбивать пыль и мелкую траву друг у друга со спин.

– «Врага должен чтить я в друге своем!» Иди, спасай своего нежильца, – съязвил Серега и, присев в теньке под акациями, стал разминать руку.

Я сунулся в заросли, туда, где сидел птенец. Пусто! Сделал несколько шагов вокруг, раздвигая руками сухие ломкие стебли травы, та же история. Не теряя надежды, я обшарил все кругом в радиусе нескольких метров – птенца нигде не было!

– Что, нету? – Серега сорвал и сунул в зубы травинку. – Я же говорил тебе: природа сама все расставит и решит без нас.

– Как минувшей ночью расставила? – поддел я его остротой с намеком.

Серега глянул на меня с прищуром.

– Ты о чем это?

– Так, ни о чем.

Он выплюнул изжеванную травинку и вдруг сказал:

– А ты задумывался, почему Люда тебе тогда свидание в кустах назначила?

– Не думал и не хочу!

– А… Может, ты решил, что стал ей вдруг милее всех на свете?

– Я сказал: мне это по барабану!

– Вот как, ну так чтоб ты знал: обида ее толкнула. Костян ее на кон поставил, словно дешевую фишку.

– Чегочего? Кто кого поставил?

– Помнишь, тогда в лодке Люда говорила, что Костян себя в карты на кон поставил? Так вот: он поставил не себя, а ее!

– Чтоо! Да ладно! Люду на кон? Не поверю!

– Хаха! Ну пойди, спроси у нее!

– Нет… ну так и что?

– Костян поставил Люду на кон и… проиграл. Потом мотоцикл поставил и тоже проиграл. После этого они того парня замочили.

– Бред!

– Костян поставил на карту ее, проиграл и потом уже поставил свою «керосинку». Люду это обидело смертельно, вот она ему и отомстила!

– С тобой?

– Не скрою, первым в очереди был ты!

– Так что же она сегодня… сейчас!

– Что?

– Влепила тебе… послала…

Серега покривился, но быстро поборол себя и сказал, скрыв досаду за очередной цитатой:

– «В любви женщины есть и внезапность, и молния, и тьма рядом со светом».

Я молчал, переваривая услышанное.

– Ну, а ты… Тебя Костян почему вчера не замочил? И Люду отпустил… с тобой.

– Кишка тонка оказалась!

– Объясни!

Серега поднялся и, потирая руку, спросил:

– Насчет бакена не передумал?

– Ты не ответил.

– Вернемся, узнаешь. Готов?

– Я готов. А твоя рука?

– А без сострадания?

– Идем!

Он кивнул.

Полные решимости в одно мгновение мы оказались у воды. Денек был солнечный, легкий ветерок трепал мелкую волну и слепил солнечными бликами. Ничто не предвещало беды.

Мы бросили футболки, носки и кроссовки в траву и с разбегу бултыхнулись в воду. До бакена, красневшего зыбкой точкой на горизонте, было около двух километров. Водохранилище в том месте достигало своей максимальной ширины.

Мы плыли, и ветер помогал нам, задувая с берега. Проплыв около половины пути, мы вышли изпод закрывавшего залив мыса на настоящий, открытый ветрам водный простор. Тут волна стала гораздо гуще и выше. И накатывала она чаще. Но ветер все еще дул со стороны берега, и хотя буйствовал изо всех сил, но все равно помогал нам, подгоняя к цели. Понемногу красная феска бакена становилась все ближе. Ветер и волны раскачивали его, и белая пена яростно хлестала по бокам вылетая изпод днища.

– Уже близко! Ну, кто первый?! – крикнул Серега.