протоиерей Владимир Чугунов - Церковь воинствующая

Царствование Александра I было ознаменовано ещё большим отходом дворянства от веры отцов, повальным увлечением высших слоёв общества оккультизмом, идеями масонства. Русский народ пережил ужасное по тем временам бедствие – отечественную войну 1812 года. В 1825 году увлечение идеями масонства привело некоторых представителей дворянства на Сенатскую площадь. Впервые на всю Россию прозвучал лозунг о свержении Богом установленной власти – монархии. Однако простой народ ещё оставался верным Богу, Царю и Отечеству, покорно нёс своё тягло, возложив всё упование на Господа Бога. Вместе со своим народом несло это тягло и духовенство, особенно же сельское духовенство, как и народ, задавленное нуждой. И вот такое непростое время (а было ли оно когда простым?) выпало на долю отца Алексия.

О детстве, отрочестве и юности будущего праведника и молитвенника за землю русскую, практически, ничего не известно. Никаких сведений не сохранилось и о его родителях. Если в житиях многих известных святых мы читаем, что тот или иной святой родился от благочестивых родителей и даже, как преподобный Сергий, избран «от утробы матери», обстоятельства рождения отца Алексия покрыты таинственным умолчанием. Более того, сказано, что первое время своего служения он проводил жизнь далеко не подвижническую и даже предавался пьянству. Но жизнь его круто изменилась после одного случая.

Как-то ночью приехали его звать к умирающему больному в соседнюю деревню. Отец Алексий рассердился, стал выговаривать, зачем потревожили его ночью по такому пустяку, что больной, верно, не так уж и плох и доживёт до утра, отослал посланного назад, и лёг спать. Но заснуть уже не смог – мучила совесть, мерещился умирающий больной. Наконец, не выдержав, отец Алексий поднялся, оделся и отправился к больному.

Застал он его уже мёртвым на лавке под образами – а рядом стоял Ангел со Святою Чашею в руках. Видение так поразило отца Алексия, что он упал на колени и всю оставшуюся ночь молился.

Домой он вернулся совершенно другим человеком и с этого дня повёл жизнь праведную, подвижническую, которой не изменил до самой кончины. Ежедневно совершал Литургию, по возможности придерживаясь монастырского устава. Келейное правило у него было такое: полуночное – полуночница, 12 псалмов избранных, житие святого того дня, из Пролога поучение того дня; утреннее – молитвы утренние, часы, акафист или преподобному Сергию, или великомученице Варваре, или святителю Митрофанию; полуденное – четыре кафизмы; вечернее – канон Спасителю с акафистом, канон Пресвятой Богородице с акафистом, канон Ангелу Хранителю, молитвы на сон грядущим, поклоны с молитвой Иисусовой. Ночью при всяком пробуждении также клал поклоны. Вообще всех поклонов в течение суток у него было полторы тысячи. Пишу вкушал только один раз в день. Мяса не употреблял совсем. По средам и пятницам не вкушал ничего горячего. Строго соблюдал посты и во время постов не вкушал ни рыбы, ни масла. В первую и последнюю неделю Великого поста никто в доме не знал, чем он питался. В эти дни, по его приказанию, ему вовсе не приносили никакой пищи. Занимался батюшка и рукоделием – плёл лапти, корзины, обихаживал пчельник, садовничал, огородничал…

Надо заметить, что любое молитвенное правило, будь оно даже и такое большое, как у отца Алексия, как и пост, и рукоделие, не есть сама добродетель, а всего лишь средство к стяжанию её, ибо суть молитвы не в числе, а во внимании, а что касается поклонов, так преподобный Амвросий Оптинский заметил, что Богу нужны не наши ноги, а наше сердце – «Сыне, даждь Мне сердце твое». То же самое можно сказать и о посте, ибо и он есть всего лишь средство к стяжанию добродетели. Святитель Игнатий (Брянчанинов) по этому поводу приводит удивительный пример из собственной жизни. Однажды в храме Сергиевой пустыни под Петербургом, где он был тогда наместником, он встретил прибывшего с Афона монаха. Проходя мимо него в церкви, он заметил исходящий от того жар. Одет же был монах легко, на ногах вообще ничего, а на дворе был лютый мороз. Святитель пригласил подвижника к себе на беседу, в результате которой выяснилось, что монах носит ещё и власяницу на теле, читает ежедневно 12000 Иисусовых молитв, сопровождающихся разными видениями, занимается сухоядением, не чувствует мороза, ежедневно делает по полторы тысячи земных поклонов, а под конец рассказа даже с видимостью смирения прибавил – не добавить ли к молитвенному правилу ещё «Иисусовых и поклонников». Святитель сразу понял, что перед ним человек, находящейся в духовной болезни – «прелести», и посоветовал попробовать (просто ради эксперимента) иной способ молитвы, а именно, чтобы во время произнесения её слов не проскользнула ни одна посторонняя мысль, а ум был совершенно свободен от всяких мечтательных образов и целиком заключён в слова молитвы, ибо, заметил он, «рассеянная молитва оскорбляет величие Божие». Монах, разумеется, согласился. На прощание святитель посоветовал ему взять номер в гостинице непременно на первом этаже. На удивлённый вопрос, ответил: «А вдруг вам во время молитвы придёт мысль, идти по воздуху из Петербурга на Афон, и вы, упав с высоты второго этажа на мостовую, разобьётесь насмерть?» На что тот с удивлением ответил, что эта мысль уже не раз приходила ему и прежде, но что он был совершенно убеждён, что его, по слову Господню, ангелы понесут на руках… Результат превзошёл все ожидания. На утро горе подвижник прибежал к святителю с упрёком, что он своим советом лишил его «всего»: теперь он не только не может молиться, как прежде, но даже и одной молитвы не может произнести со вниманием, а ещё стал мёрзнуть, когда до этого совершенно не чувствовал холода, физически ослаб, нуждается в регулярном приёме пищи, тогда как прежде мог неделями ничего не вкушать.

И подобных случаев в святоотеческой литературе множество. Поэтому к приведённому выше молитвенному правилу прибавим, что проходил его отец Алексий весьма и весьма осторожно. Не избежал он, как и многие другие подвижники и делатели молитвы, множества искушений, о чём свидетельствуют и его собственные записки и воспоминания игуменьи Арзамасского монастыря Марии, которой отец Алексий рассказывал то, что не открывал другим. К сожалению, в дошедших до нас записках помещицы Пазухиной ни слова не говорится о смысле этих видений и откровений, не объясняется, как относиться к ним, а просто о них упоминается. А надо бы сказать, что все они вполне могли привести и к «прелести», и к падению, а также послужить соблазном для не по разуму ревностного читателя. Ну, например.

«Во время опасной болезни, – пишет игуменья Мария, – когда сей праведный старец лежал на одре своём с великим терпением, он удостоился слышать такое сладкое пение, которое никакой язык человеческий передать не может, и Сама Царица Небесная с великомученицей Варварой, одеяна в белые ризы, посетила раба Своего страждущего и без всяких врачей сотворила его здрава».