Раиса Богомолова - На пороге вечности

Епископ Александр (Семенов-Тян-Шанский) рассказывал такую историю. Один священник прибыл причастить умирающего от рака человека. Родные его предупредили, что больной уже тридцать лет не причащался, а последние месяцы только беспрерывно всех проклинал.

Если бы не живые глаза умирающего, можно было бы принять его за мертвеца: кожа и кости. Врачи определили, что проживет он еще от силы несколько часов. На вопрос иерея о том, простил ли он всех, умирающий разразился проклятиями, и лицо его исказилось злобой. Страшным стало это полуживое лицо. Никакие увещевания не действовали. Растерявшийся священник все же предложил помолиться вместе, чтобы Бог дал силы простить. Больной согласился. Иерей помнил только начало молитвы о примирении враждующих, а дальше стал импровизировать. Говорил долго, очень долго, страшась взглянуть на умирающего. Наконец изнемог и решил взглянуть. Он увидел просветленное лицо и слезы, текущие по щекам: «Конечно, простил, всех простил, люблю всех… не знаю, откуда была у меня злоба!» После причащения лицо умирающего казалось еще светлее. Он обнял и благословил близких, а они признались, что за всю его жизнь не видели его таким прекрасным. Скончался больной через два часа после ухода священника.

Так написала Марина Цветаева – талантливая, с трагической судьбой поэтесса. Хорошо сказано! Действительно, мы редко сознаем, что такое настоящий миг. Если бы мы его ценили, то по-иному относились бы друг к другу и к самим себе. Если бы рассуждали, что настоящий миг – единственный в нашем распоряжении, мы всегда жили бы со всей силой любви. Каждое свое слово взвешивали бы на самых точных весах и старались бы вложить в него одну любовь. Если бы в каждый миг жизни чувствовали, что он может стать последним, как осторожны и внимательны мы были бы в общении с людьми!

Память о смерти придает высший смысл нашей жизни. Жизнь должна быть такова, чтобы в любой ее миг мы были готовы умереть на гребне, а не на спаде, чтобы наши последние слова и чувства содержали благоговение и любовь. В ожидании смерти не должно быть ничего мелкого и легкомысленного. В таком случае смерть способствует нашему возрастанию на Земле в полную духовную меру.

В Евангелии читаем, что наша любовь должна быть совершенной, как любовь Бога к нам (см.: 1 Ин. 3, 16; 4, 8–9, 16–17; Еф. 4, 15; Кол. 3, 14; 1 Пет. 4, 8). Бог приготовил для нас вечную жизнь, в которой предлагает жить рядом с Собою. Сможем ли мы жить в Его Царстве, если не любим Бога?

Лишь в Боге мы по-настоящему можем любить людей. Мы все – чада Божии и, значит, братья во Христе, вместе перейдем в вечность. А без любви друг к другу как сможем общаться после смерти? Только те, кто научился любить на Земле, смогут наслаждаться в вечности.

По словам преподобного Исаака Сирина, рай есть любовь Божия, там место лишь тем, кто научился любить не себя, а Бога и ближних. Там радость от переживания всеобщей любви вырастает в пределах, которые невозможно постичь разумом. В Царстве Небесном нет разномыслия. Если у каждого на земле своя воля, то у всех небожителей одна – воля Господня.

Бессмертие наших душ не дает нам право говорить о любви к человеку в прошедшем времени. Любовь не побеждается смертью тела. Поэтому с полной уверенностью можем говорить о том, кто отошел в мир иной: «Я люблю этого человека». Душа человека живет вечно, любовь не умирает. Если же мы допускаем, что наша любовь осталась в прошлом, значит, признаём и свое неверие в Бога. Но смерть прерывает лишь внешние контакты людей в этом мире, она не может прервать истинной любви. Любовь духовная к людям прекратиться не может и в ином мире. И любовь никогда не остается без плода.

Но если не получается помнить о смертном часе в каждый миг жизни, если не получается любить или простить усопшего, есть другой важный совет, который дает митрополит Антоний Сурожский. Мы должны сказать усопшему из глубины всего нашего существа: «Прости меня! Я прощаю тебя, иди в мире… Я встану пред Богом со своим прощением, пусть ничто, что было между нами, не стоит на твоем пути к полноте вечной радости».

Да! Больше всего на свете мы должны учиться любви. И, по слову святителя Феофана Затворника, не только все предать в руки Господа, но еще благодушествовать, радоваться и благодарить. Есть что́ из нас «выбить», вот Господь направляет на нас столько молотков, которые и колотят со всех сторон. Не нужно мешать им своим противлением, недовольством. Дайте им свободу, пусть, не стесняясь ничем, совершают над нами и в нас дело Божие. Господь любит нас и взял нас в руки, чтобы вытеснить все негожее. Ко всему этому следует еще приложить любовный взор, любовный тон речи, любовное обращение и, главное, не говорить о несправедливости. Смотреть на окружающих как на орудие Божие, действующее нам во благо. И всегда благодарить: «Слава Тебе, Господи!»

Подвижник благочестия XX века схиигумен Иоанн (Алексеев) советует при скорбях углубиться в Священное Писание, в творения святых отцов и в молитву. И тогда опытно можно почувствовать мир и тишину в душе. Своим рассудком как ни рассуждай, без Божией помощи сами мы не можем управиться и умиротворить других.

Если мы чаем радостной встречи с нашими близкими, то не можем быть равнодушны, нетерпимы и холодны к ним в этой жизни. Нам необходимо научиться любить их, кротко переносить их немощи и прощать обиды. Преподобный Антоний Великий говорит, что в загробном мире мы будем разделять участь с теми, с кем в этой жизни делили радость и горе.

Связь между любящими не прерывается, когда они оказываются по разные стороны порога смерти. Широко известен обычай русских крестьян прибегать к молитвенной помощи своих усопших односельчан и предков. Так, во время засухи вместе с молебном о дожде принято было служить панихиду на кладбище. Для этого все жители во главе со священником отправлялись туда крестным ходом. Часто после панихиды не успевали даже дойти до дома, как уже начинался дождь.

В христианской литературе много трогательных примеров помощи не только живых усопшим, но и наоборот.

У православного писателя Владимира Крупина есть рассказ, в котором описана реальная история.

На улице к отцу Павлу подошла женщина и попросила его сходить к ее сыну. Исповедать. Назвала адрес. «А я очень торопился, – сказал отец Павел, – и в тот день не успел. Да, признаться, и адрес забыл. А еще через день рано утром она мне снова встретилась, очень взволнованная, и настоятельно просила, прямо умоляла пойти к сыну. Почему-то я даже не спросил, почему она со мной не шла.

Я поднялся по лестнице, позвонил. Открыл мужчина. Очень неопрятный, молодой, видно сразу, что сильно пьющий. Смотрел на меня дерзко. Я был в облачении. Я поздоровался и говорю: