Анонимный автор - Житие преподобного Паисия Святогорца

А в Арсении тем временем всё сильнее и сильнее разгоралось непреодолимое желание ангельского монашеского жития. Он постоянно думал: «Я не для мира сего». Однажды он сел на автобус и поехал в Янину. Там он пришёл в епархиальное управление [49] В те годы митрополит Янинский был также местоблюстителем епархии Дриинупольской, Погонианской и Коницкой. – Прим. греч. изд. и спросил, можно ли ему стать монахом в возрасте шестнадцати лет – столько ему тогда было. В епархии Арсению ответили, что сначала ему надо отслужить в армии. Он вернулся домой. Это произошло по Промыслу Божию, потому что в тот самый год началась греко-итальянская война. Старшие братья Арсения ушли на фронт, а он как несовершеннолетний остался дома и стал единственной опорой своих родителей.

В тяжёлые годы войны и немецкой оккупации [50] В октябре 1940 года итальянские войска вторглись в Грецию, но были разбиты. В апреле 1941 года Греция была оккупирована войсками Германии и вплоть до 1944 года оставалась под германо-итальянской оккупацией. Арсений взял на свои плечи труды по возделыванию скромных полей, принадлежавших его отцу. Плотницким и столярным ремеслом он в эти годы занимался редко, только откликаясь на чью-либо просьбу. Однако сейчас он не брал за своё столярство денег, отговариваясь: «Да я ведь просто так работаю, чтобы не забыть, как рубанок в руках держать».

Крестьянские работы не имеют ни конца ни края, особенно если не знаешь всех премудростей – как не знал их Арсений. Несмотря на это, по воскресным дням и церковным праздникам он никогда не выходил в поле. Он предпочитал больше поработать в будний день, но день праздничный оставить Господу Богу. В один год во время жатвы комбайны приехали в Коницу в воскресенье, и Эзнепидисам сказали, что жатву начнут с их участков. «Я в воскресенье работать не буду, – сказал Арсений отцу. – Пусть в понедельник приезжают». Отец стал переживать, что техника уйдёт и им придётся жать вручную и вывозить снопы на мулах. «Ничего, – сказал Арсений. – Буду жать хоть до Рождества». Он пошёл в церковь и даже думать забыл и про жатву, и про комбайны. Тем временем владелец комбайнов пришёл к отцу и сказал: «Прошу прощения, что-то у меня техника забарахлила. Поеду в Янину на ремонт. А в понедельник начнём прямо с вас – как договаривались».

На работу в поле Арсений всегда брал с собой чтение – житие какого-нибудь святого. Он успевал читать даже по дороге, а в поле то и дело останавливался и читал. Некоторые крестьяне, работавшие на соседних участках, подшучивали над ним:

– Эй, Арсений, когда уже работать начнёшь?

– Ничего-ничего, поработаем!.. – отвечал он.

– Когда поработаем-то? Ты два часа уже в книжку уткнулся и бездельничаешь!

Но у Арсения работа горела в руках, и он успевал сделать многое.

Часто вместе с другими юношами он пас лошадей на общих пастбищах. Там Арсений находил удобный момент, собирал ребят и читал им отрывки из Нового Завета или своими словами пересказывал им жития святых. Читал и рассказывал он настолько выразительно, что все слушали затаив дыхание, словно своими глазами наблюдая священные события, о которых шла речь. Однако настоящей живой проповедью были не столько слова, сколько поступки Арсения. Он успевал везде: бежал наперерез лошадям, когда те шли в сторону засеянного поля, вызывался привезти всем воды, делал всё возможное, чтобы помочь другим. Когда ребята, возвращаясь с пастбища, собирали по пути дрова на чьих-то придорожных участках, Арсений не давал им этого делать и говорил: «Если нужны дрова, пойдёмте в лес и нарубим. Конечно, пока их принесём, устанем немножко. Но уж лучше притомиться, чем сделать несправедливость и утащить чужие дрова».

В те годы сельские жители по ночам охраняли свои посевы. Арсений тоже сторожил по ночам отцовскую бахчу с дынями. Он ходил сторожить с радостью, потому что находил благоприятную возможность молиться в ночной тишине и безмолвии. Видя, что кто-то идёт мимо бахчи, Арсений срывал дыню и давал прохожему. Напротив бахчи жил один бедный штукатур, у которого было десять детей. Каждый день Арсений давал им несколько дынь. А утром, перед тем, как уйти домой, он срывал несколько дынь и клал их на обочине – для прохожих. Родные недоумевали, видя, что каждый день дынь на бахче всё меньше и меньше, но Арсений их успокаивал: «Не волнуйтесь вы так… Ну, бывает, что угощу кого-нибудь дынькой-другой». Но однажды на бахчу заявились итальянские солдаты. Они стали по-хозяйски выбирать себе дыни и хотели сорвать самые большие – те, что были оставлены на семена. Арсений не подпустил их к этим дыням и смело сказал: «Эти дыни мы оставили на семена, я вам их не дам. Если хотите – сорвите другие». Один из итальянцев разозлился и замахнулся на Арсения плёткой. Арсений спокойно протянул руку к плётке, пощупал её, якобы с интересом изучая, и сказал итальянцу: «Buona! Отличная плётка, сеньор!» Итальянцы расхохотались и ушли, так ничего и не взяв.

В 1940 году на фронте был убит муж одной из сестёр Арсения. Она осталась вдовой с двумя маленькими девочками на руках. Два года подряд Арсений каждый вечер приходил к ним в дом, сидел с ними и как мог пытался утешить их боль. Также Арсений дружил с одним ребёнком-инвалидом, родители которого, стыдясь, что он не такой, как все, совсем не выводили его из дома. Арсений часто забирал мальчика и гулял с ним по Конице. Потом он говорил, что этот ребёнок занимал в его сердце самое почётное место.

Также Арсений сдружился с двумя юношами, которые тоже хотели стать монахами. [51] Эти юношами были будущие святогорцы – отец Павел (Зиса́кис), игумен Великой Лавры святого Афанасия, и отец Кирилл (Ма́нтос) – старец кельи святителя Николая «Буразери». – Прим. греч. изд. Взаимное общение было на пользу каждому из них. Часто трое друзей вместе совершали вечерню в церковке святой Варвары. Иногда они пешком шли восемь часов до местечка Моноде́ндри, [52] Моноде́ндри – одно из сёл в Эпире недалеко от Янины, в местности Загорохо́рия. – Прим. греч. изд. в монастырь святого пророка Илии, где тогда подвизался благоговейнейший старец – отец Иаков (Валоди́мос). [53] См. Ἀρχιμ. Χαράλαμπος (Βασιλόπουλος). Πατήρ Ἰάκωβος.Βαλοδῆμος. Ἕνα σύγχρονος Ἅγιος (1870–1960). – Прим. греч. изд.

Однажды, когда друзья пришли туда на Божественную Литургию, нестарая ещё женщина, вся в чёрном, встала совсем рядом с Арсением и пристально глядела на него, постоянно осеняя себя крестным знамением. «Что же это за человек такой! – возмущался про себя Арсений. – Ну что она на меня так глазеет?!» Как только Литургия закончилась, эта женщина пригласила друзей в свой дом. Оказалось, что Арсений очень похож на её сына, на которого только что пришла похоронка с фронта. Потом преподобный старец вспоминал, что, когда женщина рассказывала ему о своём горе, ему «стало тошно от самого себя». После этого случая он принял решение больше никогда не принимать помыслы осуждения.