Анонимный автор - Житие преподобного Паисия Святогорца

– Возьмёшь меня в ваше братство? – спросил Арсений.

– Не могу ответить ни «да», ни «нет», – ответил монах. – Я ведь послушник. Пойдём, спросим у старца?

И вот, вместе с новым знакомым Арсений поднялся в аскетическую каливу Сретения Господня, [90] Сретенская калива уничтожена пожаром, и от неё остались одни лишь руины. – Прим. греч. изд. отстоявшую в четверти часа ходьбы от последней каливы скита святой Анны. Это была абсолютно уединённая и невидимая никому келья. Не зная о её существовании, найти её было бы невозможно. Старцем этой подвижнической кельи был строгий исихаст, уже пожилой отец Хризостом Самиос. [91] Са́миос здесь означает «уроженец острова Самос». Отец Хризостом принадлежал к одному из ответвлений умеренных зилотов. Жил он вдвоём с послушником – монахом Никодимом, который и привёл сюда Арсения. Услышав, что Арсений хочет остаться в их келье, старец Хризостом оглядел его, помолчал и сказал: «Если хочет, пусть остаётся. Даст Бог, с помощью Царицы Небесной, утвердится на иноческом пути». Арсений настолько глубоко проникся безмолвной пустынностью этого места и благоговением старца, что тут же отдал ему все привезённые с собой деньги. Старец взял деньги и, по традиции многих афонских старцев, положил их на видное место возле входной двери, сказав Арсению: «Видишь, где лежат? Захочешь уйти – заберёшь с собой».

В этой аскетической каливе господствовал дух простоты. Хотя старец Хризостом был превосходным строителем и искусным камнетёсом, стены его каливы были сложены совсем просто – из камней без раствора. Крыша была устроена из деревянных балок, на которых лежали каменные плиты. В каливе была маленькая церковка в честь Сретения Господня и три келейки – настолько крохотных, что каждая вмещала лишь узкую деревянную койку и скамеечку. Из маленького дворика каливы можно было увидеть только скалы и небо. Восточнее каливы, среди скал, был лаз в маленькую пещеру – там уединялся на молитву отец Хризостом. В пещере не было ничего, кроме деревянного Распятия.

Жизнь в этом строгом и первобытном месте, почти что орлином гнезде, была по-настоящему аскетической. Огорода не было: кругом скалы и ни кусочка плодородной земли. Да и воды тоже не было – кроме той малости, что собиралась после дождей в маленький каменный резервуар. Этой дождевой воды едва хватало для питья и приготовления немудрёной пустыннической трапезы. В понедельник, среду и пятницу в братстве вкушали один раз в день просто варёную фасоль. В другие дни недели тоже ели что-то из бобовых, добавляя в пищу чуть-чуть оливкового масла. Тесто для хлеба месили в деревянной квашне. Она была сделана из куска бревна и вся поедена древесным жучком. Маслины не ели, потому что масличных деревьев у них не было, а сыр появлялся очень и очень редко, когда торговцы привозили его на скитскую пристань.

Стремление к священному безмолвию определяло распорядок их дня. В два часа ночи они поднимались и совершали келейное монашеское правило. Обоим послушникам старец Хризостом определил такое правило: двенадцать чёток-трёхсотниц с поясными поклонами и сто земных поклонов. Однако он дал им благословение делать и больше поклонов, если есть силы. В пять утра они собирались в церковь и совершали полунощницу и утреню, иногда читая их по книгам, а иногда – совершая по чёткам. Каждое утро пелся молебный канон Пресвятой Богородице, а в конце вечерни – канон из Феотока́рия. [92] Феотока́рий – сборник из 62 богослужебных канонов ко Пресвятой Богородице, которые собрал преподобный Никодим Святогорец из рукописей Святой Горы и издал в 1796 году. В славянском переводе см.: Богородичник. Каноны Божией Матери на каждый день. М.: Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, 2006. После повечерия никаких разговоров уже не было. Каждый творил молитву Иисусову наедине и отходил ко сну.

Однажды вечером Арсений сидел на камне недалеко от каливы и творил молитву Иисусову. Вдруг он услышал, как диавол, словно дразня его, что-то мычит и бурчит в ритм молитвы. Потом он услышал, как диавол истошным голосом завопил: «Не дают мне монахи подойти к скиту старухи! [93] Под «старухой» диавол имел в виду святую Анну – мать Пресвятой Богородицы. » Потом преподобный Паисий рассказывал, что этот случай очень помог ему, потому что он понял, насколько великой силой обладает молитва Иисусова.

Читали в братстве «Древний патерик» и «Добротолюбие». Рукоделием отца Хризостома было изготовление чёток из морских ракушек. Иногда его приглашали в какие-то кельи для строительных работ. Отец Никодим вытачивал на токарном станке разные деревянные поделки, а Арсений ему помогал. Постеснявшись сказать, что он хорошо знает это ремесло, он просто сидел рядом и крутил колесо токарного станка.

Арсению была очень по душе простая аскетическая жизнь в Сретенской каливе. Однако ему крайне не хватало большей духовной помощи и руководства. Из старца Хризостома было непросто выудить даже несколько слов. Он жил по принципу: «Аще не движется слово, не движи слово». Но Арсений смущался о чём-то спрашивать его. Кроме того, он часто думал о просьбе отца помочь семье, переживал о том, что младшая сестра Христина ещё не выдана замуж. Поэтому после трёх месяцев жизни в Сретенской каливе он попросил у старца Хризостома благословения вернуться в Коницу. «Ты ведь послушник, сынок, – ответил старец. – Иди и сделай, как тебя просветит Бог». Арсений уехал в Коницу. Денег, отданных старцу при поступлении в каливу, он забирать не стал.

Арсений вернулся в Коницу в конце июня 1950 года и начал помогать отцу в сельскохозяйственных работах. Однажды они пошли жать пшеницу. Вместе с ними пошла и жена одного из старших братьев Арсения. Когда Арсений увидел, что на поле полно колючих сорняков, он сказал ей: «Ты у нас невестка, и поля нашего не знаешь. Жни с краю, где почище. А я пожну остальное, потому что мне тут все кочки знакомы». Как только Арсений начал жать, ему на ум пришёл образ святых мучеников, которые по любви ко Христу наступали на раскалённые гвозди. Его охватило пылкое желание испытать нечто подобное, пусть и в малой мере. Чтобы окружающие ни о чём не догадались, он сказал: «Что-то ботинки жмут… Сниму-ка я их лучше». Сняв обувь, он продолжал быстро и ловко жать пшеницу, наступая босыми ногами на колючки и чертополох.

В те годы профессия столяра и плотника была очень востребованной. Одна война сменяла другую, многие дома оказались сожжены и разрушены. Поэтому Арсению не составляло труда находить столярные и плотницкие заказы. Вскоре он начал работать в домах у разных людей. Когда он работал, стоя на ногах, то обычно пел что-то церковное, а когда, опускаясь на колени, настилал полы, то творил молитву Иисусову: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Он делал свою работу очень тщательно и не торопился. Где бы ни приходилось работать – в доме или в хлеву, – Арсений выполнял её одинаково прилежно. «Если это хлев, – говорил он, – то я что, должен квалификацию терять? Раз положено шкурить оконные рамы мелкой наждачкой, значит, оставлять это нельзя – даже если они предназначаются для хлева, даже если заказчик тебе за это не заплатит».