Владимир Серкин - Большая книга Шамана

Плыли весь вечер и всю ночь. Днем помогал Шаману снимать часть рулевого оборудования с баркаса.

Смотрю на далекий синий мыс и не верю, что вчера еще был там. Обычно Шаман ходит туда один. Не всякий решится, но, похоже, у Шамана и тени сомнений не возникает.

– Тебе никогда не хочется опереться на чье-то мнение, опыт, авторитет?

– Не боишься загрустить?

– Почему?

– Задаешь такие вопросы.

– Пожалуй, боюсь, но не слишком.

– Тогда отвечу. Маленькому ребенку нужны родители, подростку – товарищи, юноше и молодому мужчине – своя группа, семья, работа, государство.

– А взрослому мужчине?

– Как ты думаешь?

– Но он опирается на государство.

– Обычно государство опирается на нескольких взрослых мужчин, если, конечно, они есть и хотят подпереть.

– Значит…

– Именно, когда ты действительно взрослый – действительно не на кого опереться.

– Действительно, грустно . (Вместе усмехнулись игре слов.)

– Когда привыкнешь, увидишь новый горизонт.

– Расскажешь?

– Трудно. У тебя еще нет соответствующей практики.

Белая полярная ночь. Вода у берега кажется кипящей из-за нерестящейся мойвы [54] Местное название – «уек». . Мы черпаем ее сачком из мелкой сетки. Шаман солит для сушки лишь две бочки, а можно было бы за ночь начерпать вагон, не сходя с места. Сколько тысяч километров берега «кипит» в эти ночи?

Бочки полны, и мы усаживаемся у костра. Спать не хочется в эти ночи ни нам, никому на берегу и в море. После обмена бытовыми замечаниями пытаюсь продолжить дневной разговор.

– Новая перспектива развеивает грусть?

– Проще. Ты сможешь пойти своей дорогой только тогда, когда тебе не нужно опираться на других.

– Многие люди идут своей дорогой?

– Нет.

– Почему?

– Когда они смогли бы это делать психологически, они, как правило, уже слабы физически, нуждаются в помощи других: родни, общества.

– Наверное, много и здоровых?

– Нет. Слишком от многого нужно отказаться, а человек может это довольно поздно. Он и сам изобретает себе путы?

– Какие?

– Пока он здоров, он думает, что дети и внуки нуждаются в нем.

– Так действительно (опять усмехнулись) бывает.

– Редко. Просто он изобретает услуги, от которых они не отказываются. И (смеется) действительно благодарны.

– Человек, который все же пошел своей дорогой, обязательно должен жить отшельником?

– Нет. Но у него должен быть свой берег сокровищ.

– Аллегория?

– Конечно. У него должна быть внутренняя территория, недоступная другим.

– Туда выносит жизнь всякий хлам, как на вчерашний берег?

– Без этого не бывает. (Смеемся.) Но есть там и много ценного.

– Если пустить туда другого, он соберет все ценное?

– Полбеды, если так. Может еще и нагадить. Твой Берег Сокровищ должен быть полностью недоступен другим.

Выйдя из-за скалы, мы встретились взглядом с медведем, стоящим на большом валуне посреди потока. Наверное, шум потока и помешал ему услышать нас. Судя по всему, мишка ждал горбушу и явно скучал. Я не слишком тревожился рядом с Шаманом, но когда медведь шагнул по воде навстречу, потянул с плеча ружье.

Справа высоко закричала вылезшая из скал огромная, величиной с лошадь, злобная крыса. Она решила, что мы вместе с медведем угрожаем ее детенышам. Крик был столь яростен, агрессивен и безнадежен, что я почувствовал оцепенение. Скосив глаза, я увидел эту обезумевшую от страха и ярости тварь в полуметре от себя, на том месте, где только что был Шаман. Монстриха игнорировала меня, и все ее внимание было направлено на улепетывающего медведя. Я глядел на крысу не в силах оторвать взгляд, когда крик прекратился, и на месте крысы возник Шаман. Не крыса превратилась в Шамана, а просто он оказался вместо нее.

Почувствовав, что по коже стекает струйка слюны, я, с усилием двинув челюстью, закрыл рот.

– Что это было?

– Я побеспокоился о тебе и медведе и прогнал его.

– Ты чуть-чуть не прогнал и меня.

– Это вряд ли. Крик был направлен в переносицу мишки.

– Как ты превращаешься?

– Никак не превращаюсь.

– Но я явственно видел ужасающую крысу.

– Испугался от неожиданности, и твое восприятие сформировало образ твари, которая могла бы так орать.

– Да уж, крик нечеловеческий. Где ты этому научился?

– В одном кружке в Подмосковье.

– Москвичи могут такие штуки?

– Вряд ли это был москвич. Этот человек – мой ровесник или чуть младше. Он говорил, что учился этому у бушменов в Австралии.

– А ты чему его научил?

– Ничему. Он учил за деньги.

– Часто пользуешься этим?

– Второй раз.

– А что была за ситуация в первый раз?

– В конце семидесятых в Липецке. Там есть такое место, кажется, Каменный Лог или Карьер. На нас со знакомой набрела какая-то банда.

– Ты справился с ситуацией?

– Не идеально. Террористы сбежали, но и она с тех пор избегала меня.

– Удивительно. С чего бы? (Смеемся.) Никогда не подозревал о таких умениях. Это секретное знание с Берега Сокровищ?

– Нет.

– Ты можешь меня научить?

– Если сможешь спрашивать.

– А как я смог бы спрашивать?

– Мы много общаемся, и ты постепенно обучаешься кое-каким практикам.

«Володя». – окликнул меня голос однокурсницы, в которую был больно и неуправляемо влюблен. Боль давно прошла, и самоконтроля побольше. Но голос раздался так неожиданно, так тепло, что я дернулся и оглянулся. Плеснувший на руку из кружки горячий чай вернул к реальности.

За спиной уходили вверх крутые обледенелые скалы, впереди до горизонта простиралось замерзающее море. В этот момент я почувствовал совершенно железное прикосновение мороза и увидел, что скалы и лед настолько предельно кристальны, жестки и безразличны, что неподготовленный человек, наверное, заплакал бы, лег в снег и умер от отчаяния. Кое-где волна еще колыхала мелкие лепешки льда и шугу. Следующая волна стала выдавливать воздух в многообразные трещины и улитки между льдинами. На этот раз лед крикнул несколько раз протяжно, пронзительно и насмешливо. Он как бы торжествовал, что так удачно меня «зацепил». «Развлекаешься», – усмехнулся я в ответ и поймал себя на том, что всерьез разговариваю с льдом, как Шаман. Настало время обсудить это.

– Как ты говоришь с льдом?

Голос льда

© Фото С. Гореликовой

– Отвечаю на его вопросы и спрашиваю.

– Он знает тебя?

– Уже знает и тебя.

– Но он же меняется каждый год.