Евгений Полищук - Преданный служитель Церкви. О церковной и общественной деятельности митрополита Питирима (Нечаева)

В политическом отношении Владыка искренне не верил, что Горбачев и вся коммунистическая система в одночасье рухнут. Но не только он – многие архиереи не спешили принимать перестройку с ее новшествами, аргументируя так: а вдруг вернется старое, и что мы тогда будем делать?..

В результате, когда перестройка уже шла полным ходом, Издательский отдел подвергался серьезной критике за то, что боится печатать правду о репрессиях против Церкви, когда эта правда уже печатается в «Огоньке» и других изданиях; что не издает нужную литературу, когда она уже выпускается другими издательствами; за то, что в нем редактируют направленные в «ЖМП» статьи так, что от них ничего не остается… Правда, нельзя не сказать, что порой нам присылали такие слабые тексты, что просто было стыдно за их авторов, их нельзя было не редактировать, – но люди все равно были недовольны…

По своему характеру Владыка был человеком довольно закрытым. Например, его отец был в лагере, был, в сущности, священноисповедником, но он никогда об этом не говорил… Казалось бы, он мог сыграть на этом хотя бы за границей, заявив: мол, у меня тоже отец был в лагере, но все же я положительно отношусь к советской власти, и т. п.; но эта тема была для него полностью закрыта.

С братьями и сестрами он был дружен, да и вся его семья была дружной. Он часто приезжал в Лавру, где у него жила сестра, навещал ее сам, по его просьбе за ней ухаживали и студенты. Он помогал брату. Вообще, семья была большой частью его жизни, но это также было закрыто от посторонних глаз.

Была у него под Москвой дача, и в свое время в «Науке и религии» расписали, что архимандрит Питирим возвел себе целый дворец… Видели бы они, что это была за дача, смешно и сказать… Как-то Владыка решил что-то там отремонтировать, послал одного человека помочь. Тот приезжает на дачу, его встречают две сестры Владыки. – Ну, что делать надо? – Да вот, надо новый забор поставить. – А где доски-то? – Да вот, старые, перебирайте их и из них делайте. – А где гвозди? – И гвозди старые берите, вытаскивайте и снова используйте. Так этот человек распсиховался, ничего не стал делать, а архиерею сказал: Владыка, из чего Вы хотите сделать конфетку? – разве так можно, ведь Вы же митрополит!.. Так что лично для себя он не очень-то и стремился что-либо сделать.

Завершая эти заметки, хочу отдельно обратиться к тем, кому они покажутся недостаточно почтительными. Мне не раз приходилось писать и редактировать различные жития, я хорошо знаком с этим жанром. Но когда речь идет о воспоминаниях, то они интересны не тогда, когда являют собой род речей на поминальном обеде, а когда показывают живого человека. Именно этим руководствовался и я. А в заключение хочу сказать: сам я глубоко почитаю Владыку и благодарен ему за многое, что было в моей жизни. Чем старше я становлюсь, тем более остро ощущаю, как не хватает мне общения с Владыкой Питиримом, его руководства.

Игумен Андроник(Трубачев), доцент Московской Духовной академии

Я могу сразу признаться, что люблю его и не буду скрывать этого, хотя знаю, что церковная общественность относится к нему по-разному. Тем не менее личность митрополита Питирима – со времени его кончины прошло уже пять лет – заставляет нас пристально вглядеться не только в его судьбу, не только в его жизненный путь, но и в тот путь, который прошла наша страна и Церковь в то время, когда митрополит Питирим совершал свое сложное служение, когда он нес и как священнослужитель, и как общественный деятель, и как человек свет, идею, заботу, любовь. Для нас, священнослужителей – тех, кто сегодня служит в Церкви, и для тех, кто был знаком с ним, работал с ним, – отношение к Владыке было как к отцу, и до сих пор мы воспринимаем его как своего старшего наставника, хотя у нас были и другие духовные отцы. Так, несомненно, и должно быть в жизни Церкви, потому что мы поминаем по завету апостола своих наставников. Митрополит Питирим, как бы мы ни относились к тому, что происходило вокруг него, действительно был нашим наставником, он нас воспитал, и это воспитание наложило отпечаток на всю нашу последующую жизнь. И не только на жизнь сотрудников Издательского отдела Московского Патриархата, где мы тогда работали, но и на жизнь наших семей. В частности, в моей семье все любили митрополита Питирима, и даже мой далекий от Церкви тесть, ныне покойный, очень любил его и всегда очень уважительно отзывался о нем. Он был рад, что я имею счастье работать вместе с Владыкой, быть рядом с ним, и что дети мои тоже бывали и в Издательском отделе, и на Рождественских праздниках, и находились рядом с митрополитом Питиримом.

Владыка с детства мечтал посвятить себя священническому служению. И это само по себе уже было подвигом в те годы. Я думаю, не надо объяснять, что в годы, когда он уже юношей во время войны готовился к самостоятельной жизни, служение в Церкви представлялось для него несбыточной мечтой. В начале 1940-х годов, когда на свободе оставалось меньше епископов, чем их сидело и было расстреляно, мечтать о том, чтобы получить духовное образование и стать священником, значило мечтать о несбыточном; сам Владыка говорит об этом в своих воспоминаниях.

Эпоха, которую прожил митрополит Питирим, удивительна, разнообразна и по-своему замечательна. Он родился тогда, когда старый уклад жизни был еще достаточно властен, и он вырос почти что в прежнем укладе типичной духовной потомственной семьи. Но уже в тридцатые годы, когда Владыка мог себя помнить, жизнь семьи священника коренным образом изменилась. В нее вошли аресты, ссылки, скитания без дома и без квартиры, голод, нужда. Но, пожалуй, труднее всего из того, что досталось на долю духовенства того времени, было – воспитать детей в христианской православной вере, передать им живую церковную традицию. Это было самое трудное, и поэтому мы должны прежде всего помянуть родителей каждого священника, которые продолжали воспитывать своих детей в православной традиции. И вот Владыка принадлежал к тем людям, которые сохранили эту традицию живой, действенной, принесли ее в жизнь Церкви, нашего общества, поделились этой традицией с нами. Это уже дар Божий – в роковые тридцатые годы вырасти в такой реликтовой духовной среде, которая постепенно иссохла с уходом из жизни этих людей. Владыка Питирим принадлежал к той духовной традиции, которая жила в русской христианской интеллигенции и которой ныне нет. Как бы мы ни пытались ее реконструировать и восстановить – сделать это, наверное, уже невозможно, к сожалению, мы можем говорить о ней лишь в прошедшем времени. Вообще, в истории Церкви есть особая тема – это жизнь духовенства. Посмотрите в учебниках по истории Церкви – Голубинского, Карташева или других авторов, и увидите, что жизнь духовенства выделена в этих трудах в отдельные, хотя бы и небольшие, главки.