Тимофей Веронин - Святые целители

Почти беззвучно прошелестела молитва отрока, молитва к Тому, Кого не знали в этих царских чертогах, молитва к Царю мира, Который родился в пещере и умер на кресте, но остался сильнее всякого существа во вселенной. Последний раз сотряс нечистый дух тело девушки, и несчастная затихла, потом открыла глаза и встала. Лицо ее порозовело, она очнулась к новой жизни.

Конечно, император был безмерно благодарен Трифону. Он звал его остаться в Риме, обещал наградить и возвысить, но мальчик просил об одной награде: доставить его поскорее к родителям, к домику с плоской крышей, к полю, засеянному ячменем, к невысокой горе, поросшей соснами, над которой так величаво и радостно восходит солнце.

Но прошло немного лет, прежний император умер, и к власти пришел жестокий правитель Декий. Он питал особую ненависть к христианству и решил искоренить новую веру в своей гигантской империи. По всем провинциям были возобновлены гонения на христиан. Правитель восточных провинций Акилин ревностно взялся за исполнение приказа императора. Имя Трифона в те годы не сходило с уст жителей многих селений и городов. К нему в Кампсаду привозили больных и бесноватых. Он был теперь уже сильным, рослым юношей, но по-прежнему горел верой и состраданием. Он продолжал преклонять колена перед милосердным Отцом Небесным и просить Его Сына посетить и спасти страдающих людей. И больные вставали, бесноватые затихали и очищались. Услышал о нем и Акилин. И однажды в Кампсаду пришли не смиренные просители, а грубые воины. Трифон был увезен в Никею, резиденцию правителя, и предстал перед Акилином.

– Назови свое имя, отечество, судьбу и веру, – вопросил правитель.

– Имя мое Трифон, живу я в Кампсаде близ города Апамея. Судьбы у нас нет, и ей мы ничего не приписываем. Ведь все устраивает Промысл Единого Бога, а не случай, судьба или стечение звезд. По состоянию я свободный римский гражданин, а поклоняюсь только Христу, Который есть начало и конец моей веры, – ответил юноша. Он без страха смотрел в глаза Акилину. Тот не выдержал его взгляда, опустил глаза и сказал резко:

– Ты что, не слышал царского указа предавать смерти христиан? Принеси жертвы богам, и ты сохранишь свою жизнь. Иначе ты будешь предан огню.

– О нет, правитель, ты ошибаешься, огню я предан буду, если отрекусь от Господа моего, огню вечному, негасимому, перед которым ничто – этот земной огонь.

– Отдайте его бичевателям, – бросил Акилин. И грубые руки схватили юношу. Сотни ударов обрушились на его тело. Он стискивал зубы, молчал, и глубоко в сердце зрела радость – радость от того, что он страдает за любимого Спасителя, он, подобно Господу в ночь накануне Распятия, принимает удары жестоких римских бичей.

И снова он был перед лицом Акилина, и снова тот требовал отречения, но Трифон свидетельствовал о своей вере, о ее красоте и правде.

А потом его повлекли по улице. Его раздели, привязали к коню и босого заставили идти по промерзшей улице. Ступни прилипали к ледяной дороге, и страшная боль пронзала суставы.

– Утверди стопы мои в слове Твоем, – пел Трифон псалмы Давида, и неземное тепло согревало душу.

На несколько дней он был брошен в тюрьму. Юноша провел эти последние дни в молитвах. Он видел страдающего Сына Божия перед своим мысленным взором и молил Его: «Дай мне, Господи, пройти путем страдания до конца». Он знал, что главные муки впереди. Ему вбили гвозди в ноги и водили по улицам города, его бичевали и жгли огнем, привязав к столбу. Он, забываясь от боли, временами приходил в себя и, глядя на искаженные злобой лица мучителей, жалел их и молился словами первомученика Стефана:

– Господи, не вмени им греха сего! – ведь и их почерневшие души хранили в себе искру света.

Наконец он был осужден на казнь. Ему должны были отсечь голову. Трифона вывели из города. Несколько воинов сопровождали его. А поодаль, стараясь остаться незаметными, шли те, кто любил юношу и сострадал ему.

И вот настали последние минуты жизни Трифона. Палач медлил, подготавливая место казни. Было раннее утро, и солнце окрасило нежным сиянием окрестные места. Обратившись на восток, Трифон видел сердцем Того, Кто каждое утро вновь освещает прекрасный мир.

– Слава Тебе, показавшему нам свет, – шептали обескровленные губы страдальца, – благодарю Тебя, милостивый Господи, что Ты дал мне силы перенести страдания. Молю Тебя: пошли ангелов Своих и прими меня в Твои селения, молю и за тех, кто будет поминать жизнь и страдания мои, кто будет обращаться ко мне за помощью. Не оставь их, Спасителю мой, приклони милость Твою, исполни прошения рабов Твоих, – и молитвенный шепот затих. Силы покинули изможденное страданиями тело, и стоявший на коленях Трифон приник к земле.

Когда палач повернулся к юноше и приказал было ему взойти на плаху, то увидел бездыханное тело. Святая душа взошла уже к своему Отцу. Казнь не потребовалась. Наблюдавшие за кончиной святого христиане обвили тело его пеленами и хотели похоронить в Никее. Но в ночь перед похоронами один из христиан увидел во сне облаченного в светлое сияние юношу. Он просил вернуть его тело туда, где было ему всего лучше, в родную деревню Кампсаду. Ведь там бывает так хорошо, когда тихий ветерок качает спеющий ячмень, солнце восходит над поросшей пиниями горою и гогочут гуси, которые грустят, конечно, о любимом своем молодом пастушке.

В Кампсаде его и похоронили, но впоследствии исторические бури пронеслись над здешними местами. Малая Азия была захвачена турками, многие святые мощи были утеряны. И все же Господь сохранил честную главу святого Трифона. Она хранится в православном сербском храме города Котора, что стоит в живописном ущелье на берегу Боки Которской – узкого залива Адриатического моря, который на много километров врезался вглубь черногорской земли. В начале девятнадцатого века один русский мастер сделал для мощей мученика серебряный ковчег, и за это сербы прислали в Москву частицу мощей святого Трифона. Частица была вделана в икону мученика, и образ этот долгое время находился в том старинном московском храме на Трифоновской улице, с которого мы и начали наше повествование.

А построен этот храм был на том месте, где древний мученик явился русскому человеку. Это было, согласно новым исследованиям, во времена великого князя Московского Ивана Третьего, которого, кстати, тоже именовали Грозным, как и его внука. И гроза этого московского правителя должна была разразиться над головой княжеского сокольничего Трифона Патрикеева – он потерял сокола-охотника, одного из тех, которых так любил государь. В горе и страхе бродил Патрикеев там, где сейчас шумит река машин по Третьему кольцу, а тогда шелестели листьями густые и богатые зверьем подмосковные леса. Он знал, что, если сокол не будет найден, с него сдерут три шкуры. Путаясь в густых зарослях, он молился. Поминал и Пречистую Деву, и заступника всех несправедливо наказуемых святителя Николая, и особенно своего святого – мученика Трифона. Наконец, уставший, он присел отдохнуть под деревом и заснул. Но сон был так похож на явь. Сокольничий увидел тот же лес: трепещущие листьями осины, мощные липы, белеющие сквозь густой подлесок березы, а между ними – белого коня, а на коне – юношу. У юноши на руке – сокол.