преподобный Ефрем Сирин - Собрание творений. Покаяние

Дух же Святой исшел из сущности Отца не полусовершенным и не смешанным, ибо Он – не Отец иногда, а иногда Сын, но – Дух Святой, имеющий полноту благости и исходящий во свидетельство о Божестве, какое ипостасью Своей дает Дух Святой о том, что Отец родил Сына не по страсти, не во времени, не каким-либо способом и не по какой-нибудь причине, но естеством, свободным от необходимости, потому что Отец, восхотев извести и другого Общника, – не Того, Которого родил, но Духа Святого, – явил Его из сущности Своей.

Не прежде Сына извел Духа, чтобы не сказали мы, что хотение подчинено необходимости. Не убоялся человеческого о Нем сомнения, каким образом родил Бесстрастный, имея в доказательство Духа Святого, потому что, не родив, извел Его по-Своему: так и Сына родив, родил бесстрастно, по-Своему. Ибо не умалился исхождением Святого Духа, чтобы и рождение Сына не предполагали мы страстным. И если все же Духа Святого именуем после Сына, то в означение не времени, а Лица, ибо одно время и Духа, и Слова: и мы со словом изводим дыхание.

Итак, Отец не имел нужды во времени к произведению Слова и не во времени, не после Слова извел Духа Святого. Поэтому-то Божество Святой Троицы совечно. Отец и Сын и Святой Дух, хотя и три Лица, но единой сущности. Поэтому-то Святая и Единосущная Троица есть Единый Бог. А что Слово в Духе, это утверждает о нас Давид, сказав, что есть дыхание в устах наших (см.: Пс. 134, 17), и тем не подобную нашей сложность приписывает он Божеству, но показывает сближение в доказательство сказанного выше.

Итак, сколько вмещаем, столько и постигаем о Боге, и сколько можем, столько приемлем от Него. Кроме Сына и Духа Святого никто не имеет полноты Его ве́дения. Ибо если услышим что большее, то не поверим, и если приимем что большее, то возгордимся. Потому справедливо и не говорит, и не дает Он большего.

А я для того и коснулся перед этим сказанного, чтобы показать Божий Промысл и в даянии ве́дения о Нем. Ибо и Сам Христос говорит: Если Я сказал вам о земном, и вы не верите, – как поверите, если буду говорить вам о небесном? (Ин. 3, 12). Но я простираюсь далее этого слова и говорю: если не можем слышать небесного, то поверим ли чему, услышав о Божием естестве? Если иудеи, погрешившие в исполнении временных заповедей, умерли, то тем более погибнут не соблюдающие того, что услышали о Боге. И если бы смерть эта была подобна той, какой умерли иудеи! Напротив, думаю, что это – страшная смерть самой души. Да и апостол свидетельствует о том, что гораздо хуже – отвергнуться Сына Божия (см.: Евр. 10, 29).

Уразумейте, братия, что все вышесказанное написал я ради себя и с намерением предаюсь скорби, чтобы не подпасть худшей смерти. Коснулся я слова о ве́дении, желая показать, что погрешил я в ве́дении. Сказал некто в премудрости, что сильные сильно будут истязаны (Прем. 6, 6). Ве́дение есть сила Божией благодати. И я, познав Христа, по приобретении этого ве́дения предавался мыслям о случайном. Потому убоялся, чтобы покаяние мое не было отвергнуто, как Исавово.

Знаю, что Исав отвержен, как коснеющий в пороке. Но боюсь, чтобы мое раскаяние не было осуждено, подобно падению. Слышал я о величии Божества, и страшит меня мысль, что самое величие Божие угрожает мне таковым отвержением. Слышали вы о бесконечном множестве силы? С тем и коснулся я этого, чтобы знали вы, что угнетает меня. Слышали вы об этом море премудрости? Что же медлите пролить за меня перед Богом источники слез? Слышали вы о бесконечном утверждении правды? Почему же не предложите за меня в дар сердец своих? Знаю, что помиловал Бог многих покаявшихся, но большая часть из них грешили по неведению. Знаю, что простил Бог многих, но они имели многих перед Ним за себя предстателей.

Читаю написанное о Корее и Дафане и прихожу в ужас, – прихожу в ужас, видя, как Бог наказал их за Моисея. Рассуждаю о том, что написано о Мариам, сестре его, как она за одно слово, сказанное Моисею, вся покрылась проказой. Если постигло такое наказание за святого человека, то какое будет истязание за Вечного Бога? Каин, убивший брата, подвергается столь долговременной казни, – что же будет с оскорбившими Бога? Строг был приговор во время потопа, и боюсь, чтобы не подпасть одной участи с погибшими от потопа. Бог прогневался за построение столпа, который не мог быть совершен, – что же сделает за собственное мое падение? Придите, братия, на помощь ко мне, испрашивающему прощения, чтобы и к вам пришли на помощь святые в том, в чем угнетается каждый из вас!

Кто утверждает, что все случайно, тот отрицает бытие Божества. Так рассудил я – и не лгу; покаялся – и не знаю, умилостивил ли Бога. Умоляю и святых, но, может быть, не приемлются их молитвы. Ибо слышу Иезеки иля, который говорит, что ни Ной, ни Иов, ни Даниил не успеют в просимом ими (см.: Иез. 14, 13–20). Умоляю всех пророков, но боюсь быть отверженным с нечестивыми во Израиле, потому что Бог говорит Иеремии: Ты же не проси за этот народ (Иер. 7, 16).

Итак, что же? Умилостивлю ли Господа дарами? Но страшусь, чтобы и мне не сказал, как фарисеям, что прошу ради собственной своей потребности. Если буду поститься, то, может быть, скажет мне: Таков ли тот пост, который Я избрал? (Ис. 58, 5). Если буду милостив к бедным, то, может быть, скажет мне: Елей же грешнаго да не намастит главы моея (Пс. 140, 5). Если буду принимать Его священников, то, может быть, и мне скажет: «Отвержен ты за то, что назореев Моих поил вином» (см.: Ам. 2, 12). Принесу ли Ему дар? Но объемлет меня страх, что и мне скажет: Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня (Ис. 1, 13). Боюсь даже пребывать и в церквях, чтобы не отлучил меня, сказав: Кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои? (Ис. 1, 12).

Отовсюду мне тесно теперь, братия, и обращаюсь к совести своей. Если опять буду нечествовать, горе мне! Если бесстыдно буду просить, боюсь, чтобы не подавил меня мраком. Знаю, что и Навуходоносор покаявшийся принят, но его извиняли и неведение, и владычество, а я не извиним ни с той, ни с другой стороны. Я был уже причастником благодати, от отцов получил наставление о Христе. Родившие меня по плоти внушили мне страх Господень. Видел я соседей, живущих в благочестии, слышал о многих, пострадавших за Христа: отцы мои исповедали Его перед судией, я – родственник мученикам, – нет никакого извинения в мое оправдание.

Если скажу об общем происхождении по плоти, то ничем не отличусь от упоминаемых блаженным Иовом. Предки мои были нищие, питавшиеся милостыней. Деды, благоденствовавшие в жизни, были земледельцами. Родители занимались тем же и состояли в незнатном родстве с городскими жителями. Поэтому в чем, в высокомерии ли или в пышности, почту себя подобным Навуходоносору? Разве была у меня крепость исполина? Или по природе отличался я красотой?