Олег Бахтияров - Технологии свободы

В условиях постмодернистского смешения, когда реальные практики, их имитация, искажение и профанация неразличимы и всему строю современной культуры чужероден вектор действия, направленный к Свободе, ценными представляются проекты достижения свободы в таких системах, которые в какой-то степени коррелируют с традиционными путями, но созданы самостоятельно. Я имею в виду в первую очередь более чем убедительные своею новизной, универсальностью и самодостаточностью системы Гурджиева, Ауробиндо и Кастанеды. Проблема в том, что к вновь рожденным системам появляется такое же доверие, подменяющее Тайну. Повторим еще раз: технологии отодвигают Тайну, но не уничтожают ее. Отступившая Тайна оказывается лишь более величественной и грандиозной.

Свобода и Воля – неразрывно связанные понятия. Показательно, что в большинстве славянских языков значения слов «воля» и «свобода» если и не полностью совпадают, то в значительной мере пересекаются. Если мы исходим из понимания Воли как ничем не обусловленной целе- и смыслопорождающей активности Сознания (здесь это пояснение, а не определение, – дать определение граничным понятиям невозможно), то Воля есть действующая Свобода, а поскольку это действие не обусловлено предшествующими планами и целями, то оно есть действие, творящее нечто новое. Свобода может быть и бездействующей (и тогда это не Воля), но в контексте рассматриваемых в этой работе технологий Воля и Свобода совпадают.

Пропасть отделяет ничем не обусловленную Волю от мира, где действует принцип достаточного основания и частный его случай – каузальная обусловленность. Это – пропасть, через которую следует совершить скачок. Человек (в известной нам форме) отделен от свободного существа такой же пропастью непонимания. Ограниченный (часто единичный) опыт переживания свободной Воли не делает ее ядром и центральной частью человека, находящегося в предметном слое знания и соотносящегося с феноменальным миром, где царит обусловленность. Знание о существовании Свободы, опыт и возможность частичной реализации начал Свободы в обусловленном Мире обычно порождают, в лучшем случае, лишь проект подобной трансформации.

Можно ли назвать человеком существо с реально пробужденной волей, действующим из воли, а не под влиянием привходящих внешних стимулов? Ведь обычное описание такого состояния как беспричинного произвола таит в себе нечто устрашающее. С позиции обычного человеческого существования – непонятно, чего от него следует ожидать. Это непонимание ведет к попыткам «интеллектуального заклятия». В человеческом восприятии идея свободной воли может подмениться (и часто подменяется) идеей произвола, определяемого скрытыми желаниями, а значит, и скрытыми обусловленностями. Воле пытаются предписать следование ограничивающим ее принципам (ценностям, направленности и т. д.), но это выдает лишь непонимание природы Воли, находящейся по ту сторону обусловленности. Воля порождает ценности и направления, порождает миры, которые уже потом обустраиваются в соответствии с ценностями, порожденными или принятыми Волей.

В сознании некоторых людей присутствует неустранимый конфликт между очевидной подчиненностью Сознания внешним факторам и идеей Свободы. Эта идея регулярно воспроизводится, несмотря ни на какие философские и научные доводы, проистекающие из идеологических «норм», варьируемых как непреложные в зависимости от той или иной культурной ситуации. Уже наблюдение факторов, принудительным образом формирующих поступки, оценки, убеждения и усилия их обосновать, а также обнаружение самого факта такого наблюдения – выводит наблюдающего в позицию вне и над ситуационными обусловленностями и дает возможность увидеть в этой позиции отражение Свободы. Но затем позиция-над теряется и остается переживание отказа от Свободы. Знание наличия Свободы и опыт отказа от нее, отказа от активности в пользу реакции на принудительные стимулы переживается как первичная травма Сознания: знание о Свободе как высшей ценности входит в противоречие с отказом от нее. И тогда появляются две возможности: либо принятие и рационализация отказа наподобие «стокгольмского синдрома» – принятие доктрины о Свободе как иллюзии (с тщательным коллекционированием экспериментальных свидетельств, «разоблачающих» свободу как иллюзию) и соответственно принятие материалистических и детерминистских учений как непреложных; либо последовательное выстраивание практики, ведущей от изображений, имитаций и проблесков Свободы к самой Свободе.

Первое, чем Сознание утверждает свою активность в условиях практически полной обусловленности, – введение фактора стабильности. Как реакция, Сознание постоянно отражает обрушивающийся на него поток стимулов (обусловливающих факторов) и подчинено им. Как только одна из реакций задерживается в Сознании, она фактом своего существования вопреки изменившейся стимуляции уже выходит из-под власти обусловливания. Столкнувшись с почти тотальной обусловленностью внесознательными факторами, Сознание формирует (в пределах обусловленного слоя) противостоящие им способы работы. Внесознательные факторы отражены в Сознании как динамичный и изменчивый поток недифференцированных ощущений. Если бы Сознание было только отражающей реальностью, то оно бы и исчерпывалось только этим хаотичным потоком. Первый заслон на пути тотальной обусловленности – превращение потока в стабильные формы, его гештальтизация .

Стабильная форма противостоит изменчивому потоку, отходит от обусловленности им, создавая неподвластные изменчивости постоянные, принадлежащие уже только Сознанию фигуры-гештальты. Так формируется аппарат психических или, шире, консциентальных функций, превращающий первичный, отражающий внесознательные стимулы поток в организованные формы, принадлежащие Сознанию и управляемые им. На уровне мышления этому соответствует категоризация, на уровне языка – ограниченный набор лексем, морфем и грамматических правил. Так Сознание выходит из-под власти внесознательных «сил», расплачиваясь за это ограниченностью и конечностью своих форм.

Высшей известной нам формой самообороны Сознания от обусловливания становится Культура. Культура создает мир, с одной стороны, соприкасающийся с «тем, что по ту сторону», с другой – состоящий из неизменных форм, полученных в результате обработки текучего перцептивного потока, т. е. создает свой, уже неподвластный внешним факторам мир – мир нормативов, ценностей, эпистем, дискурсов, парадигм.