Михаил Роттер - Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть III: Мудрость

Босс уселся и поднял руку, подзывая официанта. Тот возник мгновенно, видимо, он только этого и ждал. Заказав себе тоже «самого дорогого чаю», босс мило улыбнулся и сказал:

– Уважаемый мастер Минь, вам привет от вашего уважаемого учителя мастера Вана.

Не будь надменно-презрительная маска намертво приклеена к моему лицу, я бы выдал свое изумление. А так: «Привет так привет. От мастера Вана так от мастера Вана».

А босс (звали его Кань), не переставая улыбаться, извлек из кармана очень модного и столь же дорогого пиджака конверт и положил его на стол.

Да, босс – молодец! Такой неожиданный, совершенно непредсказуемый ход. После него наша встреча сразу оказалась не такой, как я себе ее представлял. Потому что вести себя с человеком, у которого есть письмо от моего многоуважаемого учителя, следует несколько не так, как с обычным бандитом. Точнее, совсем не так. Впрочем, спешить не нужно. Все по порядку: прочту письмо, тогда и решу, что мне делать. Может, там черной тушью на белой бумаге написано, что я должен свернуть боссу шею. Или, наоборот, сам бежать отсюда сломя голову. Нет, лучше все-таки первое – привычнее.

Письмо было запечатано печатью Вана. Эту нефритовую печать, доставшуюся мастеру Вану по наследству от другого мастера Вана, его далекого предка, жившего в XV веке, я прекрасно помнил. Это была совсем не простая печать: документ, на котором стоял ее оттиск, открывал «подателю сего» двери любой вьетнамской традиционной школы воинских искусств. Печать была цела, что давало надежду на то, что письмо никто не читал. Хотя к услугам мафии умельцы на любой вкус…

Не размышляя далее, я в знак уважения приложил печать ко лбу и вскрыл письмо. Видимо, Ван не был уверен, что его послание не будет проходить «цензуру», и написал его по-китайски. Молодец старик, хоть какая-то, но еще одна степень защиты. Само собой, китайцев миллиарды и найти одного китайца-переводчика нетрудно, но все-таки это лишний шаг, да и никто не скажет, что китайцы любят вьетнамскую мафию. Кроме того, они такие же хитрые, как вьетнамцы, – могут такого понапереводить…

Так и не сказав боссу ни слова, я приступил к чтению.

«Зная тебя, я не думаю, что ты сильно изменился. В тебе всегда было слишком много тигра и слишком мало змеи. Я не имею в виду технику змеи, которую я тебе преподавал. Ее-то как раз ты усвоил прекрасно. Я хочу сказать, что в тебе слишком много огня и ярости от тигра и совсем нет покоя и мудрости, присущих змее.

Человек, который передаст тебе это письмо, и есть олицетворение змеи, наверняка до тебя уже дошли слухи о нем и ты знаешь, что он глава местной мафии – «голова змеи». Как ни странно, несмотря на то что он несомненный бандит, сволочь он вполне умеренная, я бы даже сказал, что по-своему он вполне порядочный человек. Слово свое, по крайней мере, держит, а к тебе будет относиться с подобающим уважением. Так что поговори с ним. У него своя мудрость, которую я просил тебе передать.

P. S. Если сочтешь нужным, можешь показать ему мое письмо. Я человек прямой и честный, пусть он знает, что я о нем думаю».

Несмотря на мое молчание, босс не выказывал никаких признаков нетерпения. Казалось, он мог, все так же благодушно улыбаясь, потягивать чай до утра.

«Да, – подумал я, – вот это школа. Я его в упор не вижу, а он все так же мило мне улыбается и готов ждать, пока великий мастер Минь соблаговолит заговорить с ним. Ну что ж, такой человек, будь он хоть трижды бандит, заслуживает уважительной беседы. Тем более он вроде как с рекомендательным письмом. И от кого!»

– Прошу меня простить, уважаемый господин Кань. Я совершенно не так представлял нашу беседу и повел себя не должным образом, – заговорил я. – Но это, – я показал на письмо, – полностью меняет дело. Благодарю вас за весть от мастера Вана. – Тут я привстал и (удивляясь сам себе) даже слегка поклонился.

– Что вы, уважаемый мастер Минь, – замахал руками Кань. – Это я должен извиняться за то, что не принес вам письмо сразу после своего приезда. Сами понимаете, поначалу, пока бизнес не отлажен, всегда много разных дел. И все срочные. Также прошу меня простить за сегодняшний инцидент. Эти шестеро – мои люди, те еще помощнички, все приходится делать самому. В ваших краях их иначе как деревенщиной не называют. Сами понимаете, они таких людей, как вы, никогда в жизни не видели. Но, думаю, особых неприятностей они вам не доставили. Осмелюсь предположить, что вы даже получили удовольствие, – тонко улыбнулся он. – И еще благодарю, что вы не искалечили никого из этих тупых крестьян. – Тут он слегка привстал и в свою очередь поклонился.

На этом, как я понял, официальная часть была окончена и Кань перешел к делу (судя по его тону, избиение своих бойцов он не считал достойным дальнейшего обсуждения: остались целы и ладно, урок будет).

– Уважаемый мастер Ван просил, чтобы я, как бы это поаккуратнее сказать, помог вам, мастер Минь, взглянуть на жизнь несколько под другим углом. Вы позволите мне говорить без излишних восточных церемоний?

«Молодец, – подумал я. – Прямо как я. Ну я-то, понятно, у американцев нахватался. А этот берет быка за рога, вроде он не сладкий восточный человек, а самый настоящий гринго. Может, такой подход сформировался у него за время нелегкой «службы» в мафии? Ну как по мне, то так намного быстрее, честнее и лучше».

– Так вот, – продолжил Кань, – прошу не обижаться, но сейчас я просто передам тебе слова твоего учителя.

«Ух ты, – восхитился я, – как он заговорил, начав передавать слова Вана. Сразу на «ты» перешел и куда только «Вы» с большой буквы подевалось. Если так дальше пойдет, то он меня, пожалуй, в ученики запишет».

– Разумеется, – кивнул я, – говори прямо.

Судя по усмешке, Кань тоже заметил, что я перешел с ним на «ты». Он удовлетворенно кивнул и продолжил:

– Ван говорил, что воспитывал тебя, как воина. И ты смотришь на жизнь, как воин, – прямо и без полутонов. Видеть всю картину, не деля ее на черное-белое и плохое-хорошее, – это уже свойство, более присущее мудрецу, а не воину. Хотя если воин в конце концов не становится мудрецом, значит его учитель чего-то ему недодал или он сам чего-то не сумел взять. Обстоятельства так сложились, что Ван не имел возможности отдать тебе все. Поэтому он просил меня открыть тебе кое-что. Немного, но важное. Он просил поговорить с тобой о мудрости.

Тут он сделал паузу, давая мне усвоить услышанное. И был прав; я перестал притворяться истуканом и все мои эмоции босс наверняка мог прочитать на моем лице.

Как говорил мой советский ученик Володя, «я просто охренел». И было от чего: меня, Героя Вьетнама, будет учить какой-то бандит! И чему учить – мудрости! Можно сказать, что бандит будет делать из воина мудреца.