Эдуард Пашнев - В году тринадцать месяцев

— Всего одну ниточку…

Но куда ведет ниточка? Не к этому же вороху листьев? Почему Он такой неосязаемый? Она раскинула руки, словно хотела обнять весь мир. И вдруг встала и сгребла в охапку листья. «Нет, — подумала она, вдыхая пьянящий запах, — нет, и сюда тоже тянется ниточка».

Она стояла, не защищенная от ветра, и ветер выхватывал у нее листья и уносил. Охапка быстро таяла, и ощущение, что она обрела какую-то, пусть хоть призрачную, реальность этого человека, постепенно исчезала. Он ускользал от нее по одному листику. Оставшиеся несколько жалких горстей она сама подбросила вверх, а ветер подхватил и разметал их.

Она стояла растрепанная, недоумевающая. Откуда-то сбоку появился черный изломанный силуэт человека, который бежал, неумело преодолевая сопротивление ветра. Это был Игорь.

— Ты что здесь делаешь? — крикнул он, схватив ее одной рукой за локоть, а другой придерживая шляпу.

— Стою, — ответила она не сразу.

— Зачем стоишь?

— Да ты возьми меня обеими руками, — улыбнулась девушка.

Игорь схватил ее обеими руками, собираясь привлечь к себе, но ветер не позволил, ветер был союзником Ирины. Он сорвал с его головы шляпу и забросил метров на двадцать в соседнюю аллею. Игорь выпустил Ирину и побежал догонять шляпу.

— Не можешь! — засмеялась Ирина ему в спину. — Не можешь, не можешь.

Она подпрыгнула от удовольствия, от сознания того, что он не может взять ее обеими руками.

Смешно виляя задом, Игорь догонял шляпу. Он вернулся, держа ее под мышкой, смятую, с запачканной тульей. Пришлось ногой наступить, прижать к земле, чтобы не улетела дальше.

Волосы Игорю ветер тоже разметал, и они прямыми прядями свисали на лоб, а одна прядь доставала чуть не до кончика носа. Он откинул ее движением головы и снова потянулся к Ирине свободной рукой.

— Что с тобой? Ты вся в листьях.

Но Ирина отстранилась, не позволила снять с себя ни одного листика. Она сделала шаг назад и сказала:

— Я влюбилась.

— Ты сошла с ума!

— Это одно и то же.

Игорь ничего не понимал.

— Но в кого?

— В НЕГО.

Она очертила в воздухе рукой воображаемого человека, и этот жест был очень щедрым.

— Понятно?

— Нет, не понятно. Ты колдуешь в воздухе, а мне должно быть понятно. Кто он?

— Не знаю, — озорно засмеялась Ирина.

— Сколько раз ты с ним встречалась?

— Ни разу.

— Нет, ты определенно сошла с ума.

— Да! — крикнула ему Ирина. — Да, сошла… Сошла с твоего ума и взошла на свой.

Игорь смотрел на Ирину и не узнавал ее.

— Ирина, сейчас подойдет трамвай, поедем домой.

— Трамвай, — засмеялась она, — ты знаешь, кто изобрел трамвай?

— Нет, не знаю, и это меня нисколько не огорчает.

— Зря, — Ирину смешило, что он все время придерживает рукой шляпу. — Одного великого философа, по фамилии Кант, например, это интересовало.

— Иммануила Канта? — удивился Игорь.

— Нет, еще более великого философа. Володьку-Канта.

Игорь шел по бульвару следом за Ириной. Он не знал, что нужно сказать, что сделать, чтобы вернуть девушку. Он сделал невозможное, свозил ее в Москву, в храм Василия Блаженного. Фантазия его истощилась. Ничего нового он не мог более придумать. Венчание в музее было его лебединой песней.

— Ирина, — сказал Игорь, — ты не уйдешь от меня.

— Уже ушла.

— Я пойду стану на пьедестал, как тогда, и буду ждать тебя, пока ты ко мне не вернешься.

Ирина засмеялась. Это оскорбило Игоря, он рванулся в сторону и побежал, не оглядываясь, к институту.

— Глупо! — крикнула Ирина.

Пьедестал был завален листьями. Игорь вскарабкался, стряхнул их все на землю. Стал во весь рост. У него были слабые надежды, что Ирина придет не утром, а сейчас, что она уже спешит сюда. Поэтому он принял самую красивую позу, чтобы еще издалека она увидела его решимость стоять здесь до тех пор, пока она не вернется к нему.

Прошел час или немножко больше, Ирина не появлялась. Вместо нее в ограду зашел пожилой милиционер в старой шинели. Он подошел к самому пьедесталу и, не веря своим глазам, пощупал Игоря за ботинок.

— Вы что хулиганите, молодой человек?

— Я не хулиганю… Понимаете…

В его голосе послышались искренность и заискивание. Игорь в самом деле испугался, что милиционер сгонит его с пьедестала.

— Вообще-то стоять никому не запрещено, — с сомнением сказал милиционер, — но если, допустим, ты стоишь на крыше? На крыше нельзя. А на камне, — размышлял он вслух, — можно?

И не мог ответить ни положительно, ни отрицательно. У него не было оснований не верить, что Игорь хочет подшутить над своими товарищами. Ну, а если тут что-то нехорошее замышляется? На всякий случай он спросил документ у Игоря.

— Вот, пожалуйста, студенческий билет, — нагнулся он. Этот милиционер-тугодум портил ему красивую позу.

— — Так, — протянул милиционер. — Пирогов Игорь. Запишем на всякий случай.

Он списал со студенческого билета все данные, вернул документ Игорю.

— Пожалуйста, порядок есть порядок, — оправдывался он, — закурить у вас нету?

— Есть.

Игорь сунул ему сигареты, чтобы тот наконец отвязался поскорее. Ему казалось, что Ирина непременно сейчас появится, а он тут с милиционером.

— Возьмите всю пачку.

Блюститель порядка сунул сигареты в карман, покашлял, но то, что Игорь отдал ему всю пачку, насторожило.

— А ты, парень, случаем, здесь не…

Он снова засомневался и даже вздохнул от напряжения. Игорь заверил, что ни о чем подобном он и не думал.

— Ну, ладно, это я так спросил, — махнул рукой милиционер.

Он ушел, но не сразу. У ворот постоял, раздумывая, не вернуться ли и не согнать ли студента. Сигареты придется тогда вернуть. А с другой стороны, каждый человек имеет право стоять, где ему хочется. Так, не разрешив до конца своих сомнений, милиционер сам ушел от греха подальше.

Игорь устал стоять. Сначала он присел, но сидеть на холодном пьедестале было очень холодно, и он спрыгнул на землю поразмяться. А когда размялся, ему не захотелось больше изображать из себя идиота. «Все равно она не придет», — утешил себя он и быстро пошел прочь от пьедестала, от института.

В три часа ночи Ирина проснулась и вспомнила об Игоре. Она была убеждена, что он стоит там и мерзнет, ждет, когда она явится и прикажет ему спуститься на землю.

Решение созрело мгновенно: надо пойти освободить его от этой глупости. Она быстро оделась и, стараясь не очень шуметь, выскользнула на улицу.

Пьедестал был пуст. Удивлению ее не было предела, а потом она разозлилась. Хорошо еще, что ветер так и не утих и листья падали с деревьев, словно успокаивая ее, умеряя злость.

Вернувшись дамой, Ирина направилась прямо к портрету. Она подставила стул, взобралась на него, старательно стала распутывать веревку на гвозде. Распутала, портрет отделился от стены и оказался у нее в руках. Минуту или две она стояла на стуле и держала раму, прижимая ее слегка к себе, так было надежней. Потом Ирина вытянула руки вперед, портрет теперь отдалился не только от стены, но и от нее и, сказав: «Была не была», со всех сил и со всей высоты грохнула портрет об пол. Она ожидала, что грохоту будет много, но не учла, что ночью самый легкий шум может прозвучать как взрыв и одно разбитое стекло может прозвенеть так, будто лопнули сразу все окна в доме.