Эмэ Бээкман - Чащоба

Аста не удостоила Вильмута ответом.

Гремучая змея вновь появилась в комнате, лежавший на диване посторонний человек был для нее ничто, она не могла прервать свою неотложную работу, мало ли что кто-то хочет подняться и натянуть штаны. Длинная щетка шаркала по полу. Тряпки на ней все же не было. Еще имелась возможность пополнить в будущем свою методику. Перед телевизором она дернулась и, расставив ноги, застыла, принявшись растирать правой рукой крестец, левой сняла со шкатулки залетевший туда вчера носок и сбросила его перед щеткой.

Полуодетый Вильмут прислонился к косяку, надкусил огурец и, жуя, попросил:

— Аста, не бросай носки под плиту.

Лебезящий тон Вильмута не смягчил суровости Асты.

Железная дверца открылась и захлопнулась. Едва ли Аста при этом подумала: мир кишит людьми, если можешь, устрой другим ад, тогда себе самой обеспечишь больше простора.

Пыл у нее почему-то погас, Аста не стала опорожнять корзину, шумно прошла через комнату, подтолкнула стул бедром к столу, при этом она все время что-то бурчала, но гневной речью так и не разразилась.

Хихикающий Вильмут поставил на стол глиняную чашку со стручками обмытого ночным ливнем гороха, разгладил скатерть и выразил сожаление, что бутылки все пустые.

Пережевывая горох, он поведал о своих житейских горестях, речь лилась как-то привычно, видно, Лео был не первый, кому он изливал душу.

Дескать, Аста, бывает, наведывается еще на зорьке, заходит в спальню, оглядывает подушки — нет ли на них другой вмятины. Всего несколько недель как хозяйка дома лежит в больнице, а ее сестра уже вынюхивает следы распутства, ни капельки не доверяет Вильмуту. Он уже несколько раз предлагал ей: приходи, ложись рядом, сомнем все эти подушки, чтобы ты успокоилась. Она лишь шипит в ответ. Будь Аста поумнее, можно было бы выбить из нее злость, но эта баба доброго совета не принимает, все раздувает свою злобу. Изо дня в день Аста все больше грызет Вильмута, хочет научить плясать медведя — и комната, мол, не прибрана, и дверь не заперта. Сразу, как только Вильмут остался в доме один, она заявилась сюда, пошарила в столах и комодах и унесла хозяйкину цепочку и кольцо, чтобы хранились в надежном месте. Аста не стеснялась распахивать дверцы шкафа, чтобы пересчитать одежду. Это больше всего раздражает Вильмута, будто он способен унести чужие вещи и пропить их. Вильмут уже не дождется, когда его толстушка вернется из больницы домой. У полного человека доброе сердце, подчеркивал Вильмут достоинства своей супружницы.

Заговорив о женщинах, Вильмут уже не мог остановиться, начал перебирать давнишние истории. При упоминании об Эрике Лео едва подавил дрожь. Вильмут принялся оживлять в памяти женщин, которые, не дав опомниться от смерти Эрики и поминок, тут же начали бесстыдно к нему приставать. Приходила то одна, то другая, кто хватал поварешку и принимался варить суп, кто направлялся в хлев ухаживать за скотиной, кто стирал белье или поливал огурцы. Наперебой выставляли они напоказ свое усердие и прикидывались добренькими. Кое-кто, заработавшись, задерживался допоздна. Одна принялась сетовать, что ушел последний автобус, ее Вильмут повез ночью домой на тракторе, хотя у самого схватывало сердце и душа уходила в пятки, что-то будет, если наскочит на инспектора. Наконец сыновья избавили Вильмута от напастей. Своими выкрутасами они прекратили бабьи набеги. Избавиться-то он избавился, но без женской руки жизнь все же стала постылой. Возиться со скотиной было сверх его сил. Прежде всего зарезали подсвинка, избавили бедную животину от голодной смерти. Куры пошли друг за дружкой в котел. Корову продали соседу. В хлеву воцарилась тишина, и навоз уже не вздымался до потолка.

Однако прошло время, и сыновья разлетелись кто куда.

Бабы снова начали одолевать Вильмута. Кто приходил к нему приласкать его, кто у себя устраивал в его честь праздничный ужин. Все хотели, чтобы он их приголубил. Вечеринки с выпивкой утомляли Вильмута. Он так и сказал: надеешься на лучшее, на выпивку хотя бы, — а тут тебя насилуют развратнейшие бабы. Вильмут прямо-таки зарифмовал свои напасти. Дома жизнь шла под гору. По углам скреблись мыши. Крыша протекала. И желудок начал доводить — долго ли продержишься без горячего. Вот и пришлось Вильмуту позвать на помощь свах. Угодить бы под надежную крышу да на теплую печку. Вильмуту делали роскошные предложения. Он мог королем прошествовать в барские хоромы, где было пять больших комнат и всего один мальчуган. В хлеву мычали три коровы, во дворе уложены в поленницу сорок кубометров березовых дров, наготове держались деньги на машину, и ни одна болячка не мучила молодую вдовицу. И все же Вильмут решил, что всего этого в его возрасте чересчур много. Затем на горизонте появилась более выигрышная особа, эта водила его с одного званого вечера на другой. Игра продолжалась две недели. Больше Вильмут не выдержал, скрылся и принялся отлечивать свое тело, размариваясь на банном полке.

Вильмут, казалось, забыл, что Лео уже наслышан от него обо всем этом.

Наконец Вильмут нашел себе покладистую и тихую женушку. Он не мог нахвалиться своей толстушкой. Не было у нее ни детей, ни скота. Даже собачонки. Лучше бы Аста отправилась в больницу вместо сестры — это было его единственным желанием.

Лео скользнул взглядом по Вильмуту, преспокойно дремавшему рядом с ним на сиденье. В который раз он удивлялся другу — его необыкновенному умению отрешаться от забот. Хвастаться тоже надо уметь. Это делает человека беззаботным. Он, Лео, не смог бы похваляться. Жаль! Это маленькое достоинство не приносило ему счастья.

Сказать по правде, от слов Вильмута ему стало муторно. Он едва не нагрубил другу. Хорошо, что сдержался. Будто он не знал его. Столько лет ладили — чего теперь-то придираться? Делить им больше нечего. Время многое сгладило. Именно теперь они могли быть друзьями независимо ни от чего. Теперь они, возможно, могли даже забыть о существовании друг друга, настолько изменились обстоятельства.

Печально, что ощущение внутренней свободы человек обретает лишь в преддверии старости.

Наверное, это было впервые, когда Лео не хотелось дольше оставаться в компании Вильмута. Поэтому он не раздумывал, когда друг подал знак заводить машину, ладно, посмотрим, что он решил предпринять такого удивительного. И без того было ясно, что непримиримая Аста вышибла бы его из нового обиталища Вильмута. Они поколесят с Вильмутом, потом пожмут руки, похлопают друг друга по плечу, как принято у приятелей — до встречи. Упакованная в багажнике палатка и запас продуктов позволяли Лео чувствовать себя увереннее.

Лео краешком глаза глянул на небрежно расставленные ноги Вильмута. Жалкие сандалии, сползшие носки, бесформенные, в пятнах, брюки. Толстушка Вильмута, видать, еще не успела вырядить своего долгожданного супруга. Что из того, что он, Лео, внешне отличался от Вильмута, оба они были одинаково пропащими. Хотя Нелла по обыкновению и расставляла их по противоположным концам мерила добра и зла. Амурные похождения Вильмута привели бы Неллу в ярость. По ее разумению, достойно уважения лишь движение по прямой. Каждый смотрит на жизненные зигзаги другого со своей колокольни. Порок это или сметка — зависело от того, кто оценивает.