Эмэ Бээкман - Чащоба

Родственников?

Люди, которые докапываются до кровных уз, выглядят в наши дни чуточку странными. В своей быстротечной жизни человек все больше нуждается в духовном родстве, в единомышленниках. Когда-то Лео искал среду, к которой он мог бы твердо приписаться. Теперь ему предлагали эту возможность: и он был одним из стволов в этой чащобе, которая взросла из семян мощного материнского древа.

Если верить сестрам, то и Лео доводился родственником Эвелине. Все та же могучая Ява стояла в начале всех начал. Может, и самодурство Эвелины происходит от далекой праматери? Глупость! Будто люди, которые обретают родство потом, уже не имеют никакого значения. Лео никогда не видел Яву. Даже в гробу, хотя и пришел за ручку с матерью в Медную деревню, на знаменитые похороны. С того времени, когда Лео приставил к животу самопал и вогнал в тело свинцовую пульку, прошло почти полстолетия.

Кажется, Эвелина собиралась вновь предстать перед гостями. В сенях слышится стук, словно она готовится к выходу. Дверь все еще не открывается. Лео уже надоели чудачества Эвелины. Естественное и простое общение действует кое-кому на нервы. Гости терпеливо ждут выхода Эвелины. Ну, наконец-то! Вот она появляется в дверях, но не одна, а за ручку с двумя маленькими девочками. Старшая, наверное, лет трех-четырех, младшая и вовсе с ноготок: она еще еле переставляет ножки. Дети разнаряжены, в белых носочках, в новых платьицах, даже складки не разглажены. Может, всего минуту назад как оторвали бумажные этикетки. Обе девочки темноголовые, никакой захолустной застенчивости, смотрят на чужих широко раскрытыми глазами.

Сестры на радостях разражаются восклицаниями, хватают детишек на руки, допытываются, как звать. Прилежные дети отвечают на вопросы: старшая Яана, младшая Мерике. Лео невольно усмехается: модные имена, имена моды. Люди не задумываются, что их преемникам придется с этими именами жить, может, лет восемьдесят и не раз удивляться господствовавшей некогда лихорадке моды. Недавно один товарищ Лео по работе назвал своего ребенка странным именем: Кийдо. Лео не осмелился спросить, мальчик родился или девочка. Яана и Мерике — чудесные простые имена, сами дети тоже милы. Интересно, кто же это доверил своих малышей этой неприветливой, глуховатой женщине.

Эвелина важно стоит на ступеньке крыльца, она успела позаботиться и о своей внешности. На ней зимнее, с длинными рукавами выходное платье вишневого цвета, ослепительно белый платок укрывает посеребренные волосы. Сколько же Эвелине лет? Лео вспоминает и подсчитывает. На четыре года младше Вильмута. Значит, и моложе его, Лео, на четыре года! Он подавляет вздох и сутулится. Выходит, что и он давно уже старый человек? Лео пристально вглядывается в лицо Эвелины. Глубокие морщины хмурого человека, задубевшая на солнце и ветру кожа. Сейчас она улыбается — необычное явление, — и на ее лице появляется белая сеточка, расправились незагоревшие складочки.

Сестры запыхались от возни с детишками. Они переводят дух и смотрят вопросительно на Эвелину. Та не дождется, чтобы гости начали кричать о своем любопытстве ей на ухо.

— Это дети Хелле, — объявляет она громко, будто стоит на трибуне и в зале полно народа. — Нет у них ни отца, ни матери, одна я! — добавляет она, почти криком.

— Это наша милая, милая Эвелина, — радостно подскакивает старшая девочка и с улыбкой смотрит на чужих теть в ожидании похвалы.

Посерьезневшие сестры дожидаются от Эвелины разъяснений.

Эвелине стыдиться нечего, она говорит то, что есть.

— Сперва Хелле принесла ко мне маленькую Яану, девочка только сучила ножками и ела с соски. Возьми себе, сказала она. Поди, не последняя. Как в воду глядела. Через два года явилась снова, принесла Мерике. И хорошо, что принесла. Вдвоем им расти дружнее. Они ведь у нас на всю деревню одни крохотульки-сопульки.

Эвелина громко смеется.

— Эвелина — паинька, — гордо заявляет Яана, и Мерике, пытаясь подражать сестре, тоже что-то лопочет.

Лео сует в рот сигарету.

Лица сестер вытягиваются.

Поразительная мягкая улыбка на суровом лице Эвелины исчезает, она щурится, о чем-то задумывается и решает:

— А теперь поищем чего поесть. Дорога-то дальняя.

Сестры будто избавляются от оцепенения, они спешат к крыльцу — есть так есть, придется приложить руки.

Лео широким шагом подходит к Эвелине, которая стоит взявшись за дверную ручку, и кричит ей на ухо:

— Я пойду погуляю с девчонками!

— Иди, иди, — неожиданно тихо и как-то насмешливо говорит Эвелина.

Лео берет детей за руки, и они выходят за ворота. Полевица на краю тропки достает маленькой Мерике по грудь. Кузнечики стрекочут, где-то далеко вяло тарахтит какой-то мотор. Стоит благодатный размаривающий летний день. Поодаль, в одной из седловин Долины духов, цветет картофельное поле, белое раздолье раскинулось на фоне темнеющей еловой изгороди хутора Росса. Посаженные в стародавние времена хозяином ели вымахали густой стеной, зазубренный край которой, кажется, касается облака. Лео не знает, кто живет теперь на этом хуторе, во всяком случае, ни один из потомков не пожелал поселиться в разваливающемся доме.

Старый хозяин хутора Росса был отцом Йонаса, значит, дедушкой Лео! Посаженные дедом ели. О ком бы тут ни подумал — родственник. Повсюду в округе земля проросла корнями Лео.

То и дело маленькая Мерике спотыкается о кочки и падает. На этот раз Яана не хочет приглядывать за сестренкой, она задумчиво и важно вышагивает рядом с Лео и преданно держит его за руку. Лео видит, что младшая устала, и сажает ее на закорки. Восхищенная неимоверной высотой Мерике начинает хватать воздух. Яана хмурится и со вздохом говорит:

— Я тоже никогда не ездила верхом.

— Ты уже большая, — отвечает Лео.

Да и маленькая нелегкий мешочек. Отдохнув, Мерике принимается шалить, она теребит Лео за уши и вскрикивает.

Возле землемерной вышки Лео опускает Мерике на землю. Прислонившись спиной к толстой опоре, он вдруг сникает.

Детишки бегают вокруг и играют в пятнашки.

Вот уже их темные головки замелькали в овсах, но Лео не останавливает их, хотя они и топчут хлеб.

Давно уже душа у него не крестьянская.

Такой ли уж грех затоптать горсть овсяных стебельков!

Стоит один из самых погожих дней в разгаре лета.

И в раю человеку не избавиться от самого себя.

Дети вскрикивают где-то за спиной Лео.

Ему тоже хотелось бы крикнуть во весь голос, чтобы разнеслось по всему полю:

«Эрика, где ты?»

Лео закрывает наполненные слезами глаза, на землю легли заморозки, замерзшие дорожки поля Медной деревни гудят от шагов бегущих, кажется, они рядом, но так и не приближаются. Это Эрика, которая бежит кругами, как стригунок.