Эмэ Бээкман - Чащоба

Пронеслось, пожалуй, с полсотни машин, горячий ветер перегаром пахнул в окошко, так же неожиданно противоположная полоса дороги опустела.

Шофер автобуса завел мотор, машина тронулась, Лео пополз следом за автобусом. Жизнь вдавливала в причудливые системы людей, сколько их было вынуждено пребывать над серой лентой дороги, разобщенные жестяными коробками машин люди продвигались черепашьим шагом, меняя постепенное свое местоположение. По обе стороны дороги раскинулся лес, но никому не было дела до освежающей прохлады под деревьями, люди принадлежали к движущемуся конвейеру, было бы немыслимо действовать обособленно. Наполненный смрадным духом воздушный коридор магистралей стал для многих само собой разумеющейся средой обитания.

Шоссе повернуло влево, перед Лео вдруг открылось поле обозрения. Впереди, видимо, произошло несчастье. Мигалка стоящей наискось милицейской машины предупреждающе вспыхивала, какой-то гаишник махал жезлом и направлял сквозь тесную горловину поток машин.

Все усиливающийся звук сирены словно бы наваливался сзади. Водитель автобуса нажал на тормоз. И машина Лео рывком остановилась. Машина «скорой помощи» — одна и другая. Лео стало не по себе.

Может, о ком-то скажут: умер на шестьдесят седьмом километре. Его вечность началась среди пожухлых былинок на обочине дороги. И кто-то из близких скончавшегося будет еще много раз, в течение ряда лет умирать вместе со своим родным, единственным на этой обочине среди пожухлых травинок и все же, понуждаемый жизнью, поднимется на ноги, чтобы занять свое место на конвейере.

Гаишник снова принялся вращать жезлом: проскакивайте побыстрее! Пробка все увеличивалась и увеличивалась, когда она еще рассосется! Статистику дорожных происшествий публиковали, не скупясь, порой под ее впечатлением Лео приходил в замешательство и думал: больше я за руль не сяду. Это противно. Такое решение все приняли бы за шутку, кому выпало счастье в виде автомашины, тот обязан колесить непрестанно. Более ретивые готовы мчаться на колесах даже туда, куда цари пешком ходили. Лишь Вильмут умел противостоять велению времени, подгоняй ему к порогу хоть самый модный и сверкающий лимузин и начни уговаривать, мол, будьте любезны, сударь, — он отвернется. Отказаться от своей свободы? Поезжай туда, поезжай сюда, отвези того-другого, все тобой командуют, каждому надо что-то отвезти или куда-нибудь съездить. И то верно, теперь у Вильмута уже давно не было никого, кто бы им помыкал, он уже изрядное время пребывал в одиночестве, словно лист лопуха посреди парового поля, кто знает, насколько серьезно следовало относиться к его совместной жизни с новой женой, которую Лео не знал.

Лео придвигался все ближе к месту происшествия. Все другие мысли заволокла какая-то мерцающая пелена.

Мельком Лео заметил в автобусе с учениками двух мельтешащих взрослых; видимо, уговаривали детей отвернуться от окон.

Почему самосвал со щебнем вынесло на встречную полосу, где он подмял легковушку? Человека укладывали на носилки. Выброшенная из кузова гранитная щебенка толстым слоем покрывала шоссе. Эти темные пятна там — масло или кровь? Дверца легковой со стороны водителя была распахнута, и оттуда свисала рука. Бессильная или безжизненная? Последнее впечатление погибшего: страшный взрыв, в воздух взлетает гранитная глыба, осколки бьют по стеклу и крыше.

Полосатый жезл промелькнул перед глазами Лео, он чуточку прибавил газу. Ему не хотелось смотреть в зеркало, он приклеился взглядом к медленно катившемуся автобусу, разглядывал вибрировавшую выхлопную трубу, пытался зачем-то запомнить номер автобуса, но цифры путались. В заднем стекле автобуса появилось детское лицо, светлое пятно за запыленным стеклом.

Нога Лео дрожала на акселераторе.

На протяжении своей жизни он неоднократно осознавал всю жестокость безвозвратности. Только что увиденное потянуло мысли на потайные тропинки.

Неужели случай доставил Нелле возможность отомстить?

Утром, уходя, Лео коснулся губами щеки Неллы. Жена делала вид, что крепко спит, ее сжатые веки дрожали. Поведение ее было глупым и мелочным. Все трещины в мире берут начало в непомерном человеческом самолюбии. Слишком поздно люди приходят к пониманию того, что сдерживание себя в любой ситуации является по сути единственной возможностью существования.

Хватит! Когда едешь, то уместны более деловые мысли. Мир цифр, статистика — эти спасательные круги Лео всегда держал под рукой. В пределах республики в дорожных происшествиях в день в среднем погибал один человек. В данном случае, учитывая дневное время и плотность движения, катастрофу и ее результаты видели по меньшей мере человек двести. Принимая в расчет вечерние, а также ночные происшествия, количество свидетелей снижается на несколько десятков процентов. Если немного поманипулировать этими цифрами, то оказывается, что с погибшим тем или иным образом, помимо близких, общались, по крайней мере, полста человек. За месяц жуткая картина запечатлевается в памяти примерно тысячи пятисот человек. В год их может набраться восемнадцать тысяч, тех, кто начнет отыскивать вурдалака в собственной душе. Словно все эти люди побывали на войне, видели искореженное железо и кровь.

Машины прибавили скорость, колонна поредела, впереди шоссе из-за возникшего затора зияла пустота. Машины рвались все дальше от места происшествия. Картины, от которых стынет кровь в жилах, неизменно делят людей на две категории. Одних смерть и запах гари с неодолимой силой притягивают к себе. Будто ищет выхода некая атавистическая страсть истребления. Поезд сошел с рельсов, половодье разрушило мост, рухнул дом — подобного рода события становились украшением бедной впечатлениями жизни и служили бальзамом против досады — я знаю: обуздать ничего нельзя. Лео принадлежал к другому лагерю, однако он не был от этого лучше. Лео стремился бежать от всего этого подальше. Перед собой не было надобности позировать, это было просто малодушием. Едва ли он думал на месте происшествия, что ему хочется бежать потому, что надо сохранить веру: все же мир гармоничен.

Очень хорошо, что Неллы не оказалось в машине. Она бы надолго застыла в неподвижности и с мертвенно-бледным лицом уставилась бы в серый асфальт. Чья-то мимолетная ошибка и неизбежный конец — это ни у кого не умещалось в сознании.

Взгляд Лео на мгновение скользнул по рукам, и он откинулся на сиденье. Пальцы, вцепившиеся в руль, были старчески сухопарыми, белесоватыми, с острыми костяшками.

Лео попытался расслабить плечи, повертел головой, чтобы размять шею, осторожно и нерешительно снял с руля левую руку, расстегнул воротник.