Dок Берг - Наглое игнорирование

Капитан задумался. Раньше это в голову как-то не приходило. Вопросительно глянул на раскрасневшегося Быстрова.

— Защем?

— Мешаем мы им. Всегда мешали. Теперь – после победы социалистической революции – в сто раз больше мешаем. Им ведь придется и для своих работяг вводить 8-часовой рабочий день, оплачиваемый отпуск, бесплатное образование, медицину и еще много чего – чтобы им не устроили революции. И все – из кармана буржуев. Представьте, какие расходы! Так что добра нам от них ждать нельзя. Другое дело, их бешеный пес – Гитлер – на хозяев прыгнул, такое ему не простят. Потому фюрер должен сдохнуть. А дальше – они будут опять нас стараться всеми путями уничтожить, не ужиться им с нами, помяните мое слово – проговорил тоном пророка – вещуна командир медсанбата.

— Думаете война и потом бутет?

— Смотря как мы сейчас Германию домолотим. Одна надежда, что сдрейфят союнички. Англо-саксы смелы чужими руками жар загребать, сами в драку не любят лезть. Помните, их Молотов прямо называл поджигателями войны? Они воюют до последнего солдата своих союзников. Вот и посмотрим. Пока удача на нашей стороне. Потому надо ценить удачу и пользоваться ею – пока есть. Потом может и не повезти.

Берестов хмыкнул и вспомнил вслух давно слышанное, что удача бывает трёх типов – плохая, слепая и дурная. А некоторые вообще считают ее птицей.

— Она бывает двух типов – повезло или повезло, но кому-то другому. И птица удачи двулика, — вернул грустную усмешку майор.

Помолчали. Берестов подумал, что ничего она не двулика. Птица как птица. Просто когда она поворачивается к кому-то другому рылом – к тебе она в лучшем случае выходит боком. А в худшем – естественно жопой. Сплошная жопа и немножко клюв, чтоб было чем в глаз долбануть. Только и гляди в оба! Потом капитан спросил о том, что его тяготило. Видел же своими глазами столько преступлений европейских гостей, что не мог не спросить – как дальше жить с этими соседями? Вроде как истреблять их ответно – запрещено. Так делать вид, что ничего не произошло? Но ведь – было! Оно понятно, что у нас пролетарский интернационализм и гуманизм – но ведь добром за зло платить – разумно ли. Даже сам испугался немного, выдав такую нехарактерную для нормального строевого командира тираду. Понаберешься с этими медиками. только и следи за языком!

— При некотором старании, можно приготовить борщ или винегрет. Оно конечно и то, и то – еда, но, немного разная. Вот и получится: либо будет история об отдельных несознательных личностях, и обманутых ими простых людях, либо придется устраивать максимально суровое и массовое отношение к обыкновенным культурным европейцам, которые не только не фашисты, но и, о ужас, даже не немцы. Знаете, очень большая серьёзная тема. Так что… — витиевато и не очень понятно ответил сослуживец. Видно было, что он и сам об этом думает – о мере ответа и способах расплаты. Потом майор как-то встрепенулся, глянул весело и закончил беседу немного необычно:

— Знаете, русские всегда отвечают – и часто неожиданным образом. Предупреждаю, это рассказ профессора кафедры кожвенболезней, но на что он опирался – не знаю. Мы тогда изучали триппер, то есть гонорею. Так вот он говорил, что у воевавших под Севастополем французов самый страшным ужасом были не пушки наших воинов, не штыковые атаки и даже не массовые болезни, голод и холод. Они сильнее всего запомнили черный русский триппер.

Берестов кивнул, про оборону Севастополя сто лет назад он кино видел. Там, правда, про триппер ничего не было.

— Во время осады Севастополя от него пострадали и французы и англичане, да и сардинцы, наверное, тоже. Нашелся там какой-то штамм, который вызывал не просто жжение в канале и болезненные эрекции при езде на тряской повозке или в седле, но и такое злое воспаление уретры, что губчатое тело вместе с уретрой искривлялось, отчего член имел вид изогнутого краника. И говорил профессор, что, утро в лагере осаждавших начиналось со скрежета зубовного – больные клали член на камень и кулаком его распрямляли. Поскольку было больно, ругань стояла мощная. Французы триппером болели и до того, дело для них привычное, но такого ужаса не видели, оттого и название "черный". Так что не понос, так золотуху наши враги получат полной меркой. Ладно, Дмитрий Николаевич, есть сильное подозрение, что скоро нас отсюда перебросят куда-то в другое место. Вы что-нибудь об этом слыхали?

Берестов кивнул. Конечно, слыхал. Да и любому, кто немного разбирается в тактике понятно, что да к чему. И потому внятно высказал слышанное от приятелей из разведбата. Корпус уперся в горы. Потери большие, толку мало. Ломиться в горы на укрепрайоны чешской постройки смысла нет. Драться здесь пришлось только потому, что имелась в предгорьях группировка немцев из нескольких дивизий. Сейчас пять дивизий разгромлены полностью, остальные растрепаны до невменяемого состояния, потеряли всю технику и ударить во фланг нашей группировки, отвлекая от удара на Берлин физически не смогут. Осталось врезать по Берлину, пока туда союзники не добрались. Про себя, правда, начальник штаба отметил, что корпус себя тут проявил не лучшим образом и были слухи, будто комкор загулял вместе с комфронтом, отчего пошла масса накладок, тем более – дороги тут в предгорьях не позволяют разъехаться большим массам войск, но это говорить майору он не стал. Это – слухи, он – офицер, а не старая баба.

— Что ж. Придется довоевывать. Конец – делу венец. Значит, будем готовиться к переезду. Опять.

И Быстров нараспев прочитал по памяти:

Снимавшая пробу с обеда белобрысая докторша придралась к тому, что каша пригорелым отдает. Самую чуточку – но отдает. Ну, тут дело вкуса, хотя грех на поваре есть – перестарался, не гораздый еще углем кухонную печку топить, вот и не углядел, жар-то иной, чем от дров. Зевнул, сукин сын, но не выкидывать же! Только старшина стал уламывать строгую и чересчур чувствительную дежурную, как Кутин не ко времени прибежал, сияющий, как медный грош. И физиономией старательно знаки подает, дескать, дело отлагательства не терпит.

— Таким раненых кормить нельзя, — спокойно отметила докторша. Мягко, но как отрезала.

— А если я приправы положу? Для вкуса? — косясь на земляка, спросил старшина.

— Если органолептически привкус гари пропадет – тогда посмотрим, — так же невозмутимо ответила дежурная врач. Зараза! Куда деваться – отмахнулся от вертящегося рядом в нетерпении Кутина, полез, недовольно сопя, в закрома старшинские. Не хотелось очень, а пришлось доставать из НЗ припрятанные там трофейные перец и какие-то еще специи, сильно и ароматно пахнущие. Очень не хочется тратить, но скандал с 293 порциями каши с мясом, которая чертова докторица вот так вот просто не допустит к раздаче, куда страшнее. Постарались исправить ситуацию, белобрысая одобрительно кивнула и сделала соответствующую запись в журнале.