Сара Пеннер - Тайная лавка ядов [litres]

– А потом, малышка Элайза, в мою дверь наконец постучали. И кто, как ты думаешь, пришел меня повидать?

– Фредерик, – сказала я, подаваясь вперед.

– Нет. Его сестра, Рисса. Вот только… она была ему не сестрой. Она без колебаний сообщила мне, что она его жена.

Я потрясла головой, словно воспоминания Неллы разворачивались прямо сейчас, у меня перед глазами.

– К-как она узнала, где вас найти? – заикаясь, спросила я.

– Она знала о лавке моей матери, аптеке для женщин. Это она прислала Фредерика ко мне, когда ей была так нужна материнская трава. Еще она знала, что у него есть, так сказать, склонность не пропускать ни одной юбки. Она попросила меня открыть ей правду. Прошло всего четыре недели с тех пор, как я потеряла ребенка. Я все еще кровоточила, и сердце у меня все еще болело, так что я все ей открыла. После она сказала мне, что я не первая его любовница, а потом начала задавать вопросы о бутылках и отварах у меня на полках. Я рассказала ей то, что сказала тебе, – что в больших количествах почти любое средство смертельно, – и к моему изумлению, Рисса попросила nux vomica, который можно в очень малых дозах использовать для лечения лихорадки и даже чумы. Но это, конечно, крысиный яд. Тот самый, что убил твоего хозяина.

Нелла развела руками.

– Когда она попросила, я колебалась лишь мгновение, а потом отпустила ей смертельную дозу, не взяв с нее денег, и дала совет, как лучше всего скрыть вкус. Точно так же, как Фредерик подсунул яд мне, я научила Риссу, как сделать то же самое. Так, дитя, все и началось. С Риссы. С Фредерика.

После того как Рисса ушла, меня словно отпустило. Месть – сама по себе лекарство. – Она слегка закашлялась. – Фредерика не стало на следующий день. Я прочитала об этом в газетах. Доктора объявили причиной сердечный приступ.

Кашель Неллы стал громче и превратился в настоящий приступ. Она несколько минут хрипло дышала, схватившись за живот. В конце концов склонилась вперед, задыхаясь.

– Моя мать, мое дитя, мой любовник. Так и пошло – как крохотная течь, сперва медленная и тихая, по городу стали распространяться слухи. В какой-то момент мне стали оставлять письма, и пришлось построить в лавке стену, чтобы избежать чужих глаз. У меня не хватило духу закрыть лавку, наследие моей матери, как бы я его ни осквернила.

Она похлопала по сену рядом с собой.

– Я знаю, каково видеть, как мое дитя вырывают из моего тела мужские руки. И пусть моя история чудовищна, любая женщина так или иначе сталкивалась со злом в образе мужчины. Даже ты. – Она уперлась рукой в пол, чтобы удержать равновесие, потому что начала клониться на бок. – Я аптекарь, мой долг отпускать женщинам лекарства. И потом они годами шли ко мне, и я продавала им то, чего они хотели. Я оберегала их тайны. Я принимала на себя их бремя. Возможно, если бы ко мне после потери вернулись крови, если бы утроба моя не была изранена, я бы давно перестала. Но то, что крови прекратились, было постоянным напоминанием о предательстве Фредерика, о том, что он у меня отнял.

Я недоуменно сморщила в темноте лоб. Крови прекратились? Я решила, что она оговорилась из-за усталости.

Ослабев, Нелла медленно повалилась на бок и зевнула. Я знала, что ее история почти окончена, но, хотя она и была утомлена, у меня сна не было ни в одном глазу.

– Конечно, я не смогу продолжать так вечно, – прошептала она. – Я слабею. И хотя давным-давно я думала, что моя боль станет легче, если я причиню боль другим, я ошибалась. Она только разрослась, у меня опухают и болят кости, все сильнее с каждой неделей. Я уверена, что продажа ядов разрушает меня изнутри, но как разрушить то, что я построила? Ты слышала леди Кларенс… Всем известно, что во мне особенного.

Она прочистила горло.

– Такая странная головоломка, – закончила она. – Сколько бы я ни трудилась, чтобы облегчить недуги женщин, свои я облегчить не могу. Мое горе никуда не уходит, уже двадцать лет.

Она говорила так тихо, что я едва ее слышала, я даже подумала, не провалилась ли она в какой-то мирный ночной кошмар.

– Потому что от этой боли нет настойки.

Когда я вошла в вестибюль La Grande, в груди моей сгустился страх. Большую часть поездки на метро до гостиницы я думала об аптекаре, но сейчас более насущная забота – неизбежный приезд мужа – вытеснила все мысли о Медвежьем переулке, флаконе и библиотечных документах.

Учитывая, сколько времени нужно, чтобы пройти границу и поймать такси, казалось математически невозможно, что Джеймс уже в гостинице. И все-таки я замешкалась перед дверью номера, думая, не постучать ли. На всякий случай.

Нет. Это моя комната и моя поездка. Он здесь – незваный гость. Я прокатала карточку в замке и вошла.

Слава богу, номер был пуст, и все в нем было моим собственным, хотя и прибранным несколько аккуратнее, чем я оставила. Хрустящие белые простыни были тщательно заправлены под матрас, в кухонном уголке стояли чистые кружки, и… черт. На столике возле двери стояла ваза с прекрасными голубыми гортензиями.

Я вынула из глубины букета конвертик и открыла его, надеясь, что это всего лишь поздравления от кого-то из наших ничего не подозревающих родителей.

Но нет. Надпись была короткая, но я сразу поняла, кто послал цветы. «Прости меня, – так начиналась записка. – Я столько всего должен исправить, столько объяснить. Я всегда буду тебя любить. Скоро увидимся. Д».

Я закатила глаза. Джеймс был умен; он решил заранее, до прилета, попытаться уменьшить ущерб, нажав на все кнопки, чтобы я хотя бы открыла ему дверь номера. Но если он думал, что мы все обсудим за одно утро, потом выпьем по «Мимозе» – другой и вернемся к изначальной программе влюбленных голубков, он жестоко ошибался.

Брать на себя вину за это я не стану. Возможно, меня наша жизнь не во всем устраивала, но не я выбросила ее в помойку.

Через некоторое время, когда я лежала на кровати, потягивая ледяную воду, в дверь постучали. Я сразу поняла, что это он. Я это чувствовала, точно так же, как чувствовала радость, исходившую от его тела, когда стояла напротив него у алтаря в день нашей свадьбы.

Я сделала глубокий вдох и открыла дверь, невольно вдохнув его запах: знакомый аромат сосны и лимона, легкий след мыла ручной работы, которое он так любил. Мы купили его вместе на ярмарке несколько месяцев назад в те дни, когда я проводила все свободное время, проглядывая советы по зачатию на Pinterest. Тогда все казалось настолько проще.

Джеймс стоял передо мной, прислонив к ноге темно-серый чемодан. Он не улыбался, я тоже, и, если бы, на свое несчастье, кто-нибудь проходил в тот момент мимо, он бы подумал, что это самое неловкое, неприятное воссоединение семьи из тех, что ему случалось видеть. Пока мы бессмысленно таращились друг на друга, я поняла, что до последней минуты часть меня не верила, что он на самом деле появится в Лондоне.