Сара Пеннер - Тайная лавка ядов [litres]

– Привет, – прошептал он, так и стоя за порогом. Мы стояли на расстоянии вытянутой руки, но нас как будто разделял океан.

Я открыла дверь пошире и сделала ему знак войти, словно он был посыльным, доставившим мой багаж. Пока он закатывал в номер чемодан, я пошла налить себе еще воды.

– Ты нашел мой номер, – бросила я через плечо.

Джеймс посмотрел на вазу с цветами на столе.

– Мое имя тоже внесено в бронь, Кэролайн.

Он бросил на стол рядом с цветами какие-то документы – паспорт, пару квитанций. Плечи у него были ссутулены, в уголках глаз залегли морщины. Я никогда не видела его таким уставшим.

– Вид у тебя измученный, – хрипло сказала я. У меня пересохло во рту.

– Я не спал три дня. Измученный – это слабо сказано. – Он потрогал цветок, провел пальцем по краю голубого лепестка. – Спасибо, что не прогнала меня от двери, – сказал он, со слезами взглянув на меня.

Я лишь дважды видела, чтобы он плакал: на нашей свадьбе, когда поднял бокал розового шампанского за меня, свою молодую жену, и еще раз, после похорон дяди, когда мы отошли от зияющей дыры, которую скоро должны были забросать землей.

Но его слезы не вызвали у меня сочувствия. Я не хотела быть с ним рядом, я едва могла на него смотреть. Я указала на стоявший у окна диван с круглыми подлокотниками, обитый ворсистой тканью. Он не предназначался для сна, скорее для отдыха, легкой болтовни и страстных занятий любовью поздним вечером – для всего того, чем мы с Джеймсом собирались заниматься.

– Тебе надо отдохнуть. В шкафу есть запасные одеяла. И обслуживание в номерах работает быстро, если ты голоден.

Он растерянно на меня посмотрел:

– Ты куда-то собираешься?

Предполуденное солнце ярко освещало комнату, бросая на пол гостиничного номера бледно-желтые полосы.

– Я собираюсь пойти поесть, – сказала я, снимая кроссовки и надевая мокасины.

В папке на столе номера перечислялось несколько вариантов; было итальянское заведение всего в нескольких кварталах. Мне нужно было что-то утешительно вкусное и, возможно, бокал кьянти. Не говоря о том, что в итальянском ресторане, скорее всего, будет приглушенное освещение. Идеально для того, кому, как мне, нужно укромное место, чтобы подумать, а может быть, и поплакать. Увидев Джеймса во плоти, я ощутила, как в горле у меня собирается комок. Я хотела обнять его так же сильно, как взять за плечи и потрясти, как заставить объяснить, почему он все разрушил.

– Можно мне с тобой? – Он провел рукой по подбородку, покрытому трехдневной щетиной.

Я понимала, как ему нехорошо после перелета, и невольно его пожалела. И потом, разве я не решила заглядывать в глубину, не боясь огорчений? Можно уже и начать выговариваться. Я только надеялась, что смогу удержаться от слез.

– Конечно, – пробормотала я, потом взяла сумку и вышла за дверь.

Ресторан, Dal Fiume, был всего в квартале от Темзы. Хостес отвела нас к столику в углу, в стороне от других посетителей; видимо, решила, что у нас с Джеймсом первое свидание, судя по тому, на каком расстоянии мы держимся друг от друга. Несколько винтажных светильников горели над обеденным залом, как будто стоял поздний вечер, тяжелые алые портьеры окутывали комнату, как кокон. В любой другой день я сочла бы ее уютной, но в тот момент она показалось мне удушающей. Возможно, место оказалось слишком укромным, но мы оба хотели есть и устали так, что дружно вздохнули, опустившись в кожаные кресла по обе стороны стола.

Нас очень кстати отвлекло обширное меню, и какое-то время мы не разговаривали, общаясь только с официанткой, которая принесла воду и вскоре после того пару бокалов кьянти. Но едва она поставила передо мной бокал, я вспомнила: месячные. Все еще запаздывают. Алкоголь. Беременность.

Я обвела пальцем ножку бокала, думая, что делать – и делать ли вообще что-нибудь. Я не могла попросить забрать вино – Джеймс бы что-нибудь заподозрил, а я не хотела ему рассказывать. Не здесь, не в этом богом забытом красном зале, который грозил удушить нас обоих.

Я подумала о Роуз. Разве она не пила алкоголь в первые недели беременности, до того, как сделала тест? Ее врача на такой ранней стадии ничего не обеспокоило.

Меня это устроило. Я выпила глоток вина и вернулась к меню, которое видела, но прочитать не могла.

Через несколько минут официантка приняла у нас заказы и забрала меню, и я тут же пожалела, что между Джеймсом и мной больше нет защитного барьера; нам больше не на чем было сосредоточиться, кроме друг друга. Мы сидели так близко, что я слышала, как он дышит.

Я посмотрела прямо на мужа: его лицо в этом освещении было еще более осунувшимся, чем раньше. Я постаралась не задумываться о том, когда он в последний раз ел, но, казалось, он потерял пару фунтов. Отпив для храбрости вина, я начала:

– Я так зла…

– Послушай, Кэролайн, – перебил меня он, переплетая пальцы, как делал, когда говорил по телефону с недовольными клиентами. – Все кончено. Мы переводим ее в другое отделение, и я ей скажу, что, если она еще раз со мной свяжется, я сообщу в отдел кадров.

– Так это ее вина? Ее проблема? Это ты собираешься стать партнером, Джеймс. Мне кажется, отдел кадров может больше заинтересоваться твоим в этом участием. – Я покачала головой, уже чувствуя разочарование. – И каким образом это вообще касается твоей работы? Как насчет нашего брака?

Он вздохнул и подался вперед.

– Неудачно, что все вышло наружу именно так, – интересный подбор слов; он собирался разделить ответственность. – Но, возможно, все к лучшему, – добавил он. – Возможно, из этого выйдет что-то хорошее для нас и наших отношений.

– Из этого выйдет что-то хорошее, – изумленно повторила я. – Что хорошего может из этого выйти?

Официантка вернулась с большими ложками для пасты, аккуратно положила их перед нами, и между нами троими повисло неловкое густое молчание. Она тут же ушла.

– Я пытаюсь быть с тобой честным, Кэролайн. Я здесь, сейчас, говорю тебе, что готов пойти на терапию, заняться самоанализом, я все сделаю.

Предполагалось, что моя одинокая поездка в Лондон станет для меня чем-то вроде сеанса терапии – разумеется, пока на моем пороге не появился Джеймс. А эта его несерьезная манера разозлила меня еще больше.

– Давай начнем с самоанализа, – сказала я. – Почему ты это сделал? Почему позволил этому продолжаться после мероприятия?

Я поняла, что, несмотря на свое желание выяснить мерзкие «что» и «как», больше всего я сейчас хотела знать… «почему»? У меня тут же родился вопрос, о котором я раньше не задумывалась.

– Тебя испугали наши попытки завести ребенка? Поэтому?

Он опустил глаза и покачал головой:

– Вовсе нет. Я хочу ребенка так же, как ты.

У меня полегчало на сердце, но та часть меня, что отвечала за решение проблем, хотела бы, чтобы он сказал да; тогда мы бы подняли правду, как бриллиант, поднесли ее к свету и занялись настоящей причиной.