Клыч Кулиев - Чёрный караван

— Хорошо… Тогда я позову бая. Только у меня есть к вашему превосходительству одна просьба: если позволит время, не пожалуете ли вечером ко мне, отведать нашей хлеб-соли… Вот уже почти месяц, как вы здесь, и до сих пор мы с вами не смогли спокойно посидеть.

Я принял все с той же подчеркнутой вежливостью приглашение бека. Он свел нас с Ишмет-баем, а сам под предлогом дел удалился.

Ишмет-бай, не знаю почему, с первого взгляда произвел на меня неприятное впечатление. Лицо у него было недоброе, и заговорил он повышенным тоном, изображая обиженного. Оттого поначалу наша беседа походила на встречу следователя с подследственным. Я спросил бая о его самочувствии, о положении в вилайете. Он ответил холодно, несколькими словами. Я невольно начинал раздражаться. Не понимает он, что ли, с кем имеет дело?

Капитан Дейли тоже был раздражен. Заговорил, в свою очередь повысив голос:

— Вы, бай, знаете, с кем разговариваете?

— Знаю, — надменно, нисколько не смущаясь, ответил бай. — Но я удивляюсь одному: как это вы меня вспомнили? Оружие даете Иргаш-баю… Деньги берет Иргаш-бай… Совещание проводите у Иргаш-бая… Я уж и не думал, что смогу понадобиться!

Было ясно: разговор надо начинать сызнова и в совершенно ином тоне. Я заговорил, умышленно налегая на слабые струнки собеседника:

— Для нас, почтенный бай, нет никакой разницы между вами и Иргаш-баем. Оба вы — туркестанцы… Оба вы — старейшины целого народа… У обоих у вас одна цель: вырвать с корнем большевиков и установить в своей стране спокойствие. Так ведь?

— Разумеется. — Голос бая как будто бы смягчился. — Об Иргаш-бае сказать ничего не могу. Но мое сердце вы разгадали, словно заглянули в него. Сказали именно то, что у меня в душе… Мы ведь, господин полковник, тоже понимаем, что невозможно защитить себя, насчитывая каких-нибудь четыреста — пятьсот хозяйств, что нам нужно покровительство могущественной державы. Сказано: «У кого сильные покровители, тот ест халву». Весь народ ищет надлежащего покровителя, который в трудную минуту сможет оказать нам помощь. А нас хотят подчинить таким людям, которые ногтя нашего не стоят… Иргаш-бай… Джунковскнй…

Никаких сомнений не оставалось. Бай хочет, чтобы мы имели дело непосредственно с ним. Мы, разумеется. могли поддержать его притязания. Но оценит ли он нашу поддержку? А не хочет ли он оседлать сразу двух лошадок?

Я задал не очень приятный ему вопрос:

— Бай, я хочу спросить вас об одном: кто-нибудь, кроме нас, протягивает вам руку помощи?

— Да! — ответил Ишмет-бай, прямо глядя мне в лицо. — Афганцы… Его высочество эмир… Прислал людей и Джунаид-хан.

— А еще? — Я внимательно следил за баем. — Кто еще обещал вам место под своими крылышками?

Бай молчал. Он понимал, какого ответа я жду, взвешивал каждое слово.

Я не ошибся. Не поднимая глаз, он нехотя спросил:

— Речь идет о турках?

— Разве это не имеет значения? — Я заглянул прямо в глаза смущенному собеседнику. — Сколько лет мы ведем войну с Турцией? А вы держите при себе турецких офицеров в качестве советников. И еще пробуете обижаться на нас.

— В моем вилайете — два турка. Обоих я в течение недели переведу за рубеж.

— Зачем же переводить за рубеж? Если вы в самом деле хотите порвать с ними, сдайте их нам.

— Нет, этого я не смогу сделать, — ответил бай. — Я поклялся на священном Коране не посягать на их жизнь.

— А кто велит вам посягать на их жизнь? У нас — тысячи пленных турецких офицеров. И эти станут такими же.

Бай молчал. Я насмешливо продолжал:

— Может быть, они вам еще пригодятся? Говорят, войска Нури-паши подходят к Баку. Может быть, турки выполнят свои обещания?

Бай ответил, часто моргая мутными глазами:

— Мы, господин полковник, сыты по горло обещаниями. К тому же отлично знаем: Турция слишком далеко, чтобы протянуть нам руку помощи.

— С каких пор вы начали это сознавать? — спросил я, несколько повысив тон.

На морщинистом лбу бая выступил пот, лицо его посерело. Я заговорил еще настойчивее:

— Доверясь вздорным слухам, вы только себе вредите! Турки сами нуждаются в поддержке. А вы ждете от них помощи. Опомнитесь! Перед вами — бездонная пропасть.

Бай окончательно растерялся. Он заговорил дрожащим голосом, словно его начала трясти лихорадка:

— Мы птицы с обломанными крыльями, господин полковник. Если бы знать, что вернем себе крылья, мы готовы были бы выполнить любое приказание! Но я прошу вас… очень прошу: не заставляйте нас плестись за Иргаш-баем или Джунковским.

Пора было кончать. Более важные вопросы стояли на очереди. Я спросил бая, сколько людей он сможет выставить против большевиков в ближайшие полмесяца. Он, видимо, обрадовался, что беседа переменила русло. Ответил со вздохом облегчения:

— Людей много. Не хватает оружия. Если будет оружие, я берусь хоть завтра выставить восемь тысяч человек.

— Сколько нужно оружия?

— Самое меньшее — три-четыре тысячи винтовок и хоть бы с десяток пулеметов.

— Еще? Что еще нужно?

Теперь бай должен был попросить денег. Я даже знал примерно, сколько он попросит: самое меньшее три-четыре миллиона. А может быть, и десять? Ведь он знает, что нужно запрашивать побольше!

Бай не решился сразу назвать цифру, он начал издалека:

— Положение народа тяжелое. Много голодных, голых… Джигитов приходится и кормить и одевать.

— Нужны деньги… Так?

— Да.

— Сколько?

— Четыре-пять миллионов рублей…

Я пристально посмотрел на бая и сделал ответный ход:

— Хорошо… Мы принимаем ваши требования. Но скажите прямо: что вы можете дать нам взамен такой помощи?

Бай ответил решительно, ничуть не колеблясь:

— Жизнь могу отдать! Клянусь честью, до самой смерти не откажусь от своего слова!

Я чуть не спросил ехидно: «Так же, как ты клялся туркам?» Но, увидев, что бай весь дрожит, как человек, перенесший тяжелое душевное потрясение, я отказался от этого. Смотрел на него и думал: «Неужели он играет, притворяется? Но если он способен так искусно преображаться. Тогда это чудо!» Самый прославленный артист, привыкший рыдать и смеяться в трагедиях Шекспира, не смог бы так умело сыграть свою роль. Нет, я был уверен — бай действительно взволнован. Что же вызвало такую резкую перемену? По-видимому, решающую роль сыграли два обстоятельства: во-первых, Ишмет-бай понимает, что без твердой опоры будет уничтожен и пропадет ни за грош; во-вторых, не зря он говорил: «Мы сыты по горло обещаниями». Турки-то до сих пор кормили его только обещаниями. Разве ими насытишься? А ему нужен сытный корм. Миллионы рублей. Разумеется, бай отлично понимает, что столько денег не получит. Но хорошо знает и то, что не останется голодным.

И тут я сделал предложение, которого он не ожидал: