Клыч Кулиев - Чёрный караван

— Отступление в нынешних условиях — это фактически благословение большевизма! — заметил генерал Маллесон с нескрываемым недовольством.

— Нет! — ответил командующий, несколько возвысив голос. — Большевизм рухнет, в этом нет сомнения! Он рухнет так же, как рухнул старый царский режим. В самом деле, где причина того, что старый режим в России обанкротился? Причина простая: он уже был нежизнеспособен. Ему не под силу было решить те сложные задачи, какие возникли на заключительном этапе войны. Аналогичная судьба ожидает и большевизм. Хаос. Голод. Холод. Было бы чудом, если бы Советы смогли выбраться из этой пагубной трясины благополучно. Сдержать большевизм в границах России… Уморить его голодом, холодом… Дать ему возможность самому окончательно обанкротиться… Вот где, на мой взгляд, единственный выход из создавшегося положения.

Генерал Маллесон иронически усмехнулся:

— Трудно поверить, что санитарными кордонами удастся преградить путь такой страшной эпидемии, как большевизм.

— Что же делать? — В голосе командующего теперь уже слышалось явное раздражение. — Воевать? Расширять интервенцию? Так могут думать только недалекие люди. Мы можем субсидировать антибольшевистские силы. Оснастить современным вооружением их армии. Помочь опытными офицерами, как это делается в отношении Бухары и Хивы. Но стягивать сюда дополнительные части?.. Нет! И без того наши фронты слишком растянуты. Сейчас во всех уголках мира стоят британские солдаты. Трудно сказать, чем кончится такая распыленность. Но одно ясно: к хорошему это не приведет. Поэтому-то Лондон и требует, чтобы действующие войска были постепенно сосредоточены в центрах, имеющих преимущественное значение для наших интересов. Индия. Египет… Военные базы… Надо установить порядок в собственных владениях. Погнавшись за Туркестаном, как бы не потерять Индию!

Генерал Мильн пристально посмотрел на Маллесона и добавил:

— Нет, не может быть и речи о том, чтобы стягивать в Закаспий дополнительные войска. Наоборот, надо быстрее вывести и те части, которые сейчас находятся здесь!

Последние слова генерала Мильна прозвучали уже не как предположение, а как приказ. Должно быть, он и сам понял, что слишком повысил тон. Поспешно добавил:

— Это, конечно, мое личное мнение. Согласится ли с ним Лондон, этого я еще не могу сказать. Но, по моему глубокому убеждению, нужно, не теряя времени, поскорее уходить из Закаспия.

Я исподтишка наблюдал за Маллесоном. Именно наблюдал. Он просто не мог усидеть в кресле. То подавался всем телом вперед, то откидывался назад. По лицу было видно, что он не может сдержать раздражения, что сердцу его тесно в груди. Наконец он вытер вспотевшее лицо и сердито кашлянул:

— Одно меня удивляет: вчера говорили, что нужно побыстрее вступить в Закаспий. А сегодня говорят — нужно поскорее уходить из Закаспия. Откуда такая спешка?

— Никакой спешки нет! — Генерал Мильн продолжал тем же тоном: — Когда вы вышли из Мешхеда, обстановка была другая. Тогда никто не думал, что большевики продержатся хотя бы год. Услышав, что Ленин приказал создать трехмиллионную армию, мы весело смеялись. А сегодня, получив известие, что Красная Армия заняла Оренбург, чешем затылки. Что вы на это скажете?

Генерал Мильн был прав. Обстановка теперь в самом деле коренным образом изменилась. Это, разумеется, понимал и Маллесон. Он знал также, что в Туркестане нет достаточных сил, на которые можно опереться. И все же ему не хотелось примириться с реальной действительностью, ему хотелось, на худой конец, широко развернуть фронт и отойти только после серьезной борьбы. По-своему он тоже был прав. Ведь говорят: «Если падаешь, падай в борьбе».

Маллесон нарушил первым напряженное молчание. Не скрывая своего разочарования, он сказал:

— Пришли торжественно, давали клятвы, обещания… Зажгли в сердцах луч надежды… А теперь побежим без оглядки, забыв все свои клятвы. Нет, такое не укладывается в моей голове!

Генерал тяжело вздохнул и добавил:

— Как только мы уйдем, Закаспий захватят большевики. Опять все начнется сызнова. Если так, зачем надо было затевать эту детскую игру?

На этот раз командующий заговорил, уже несколько смягчив тон:

— Всем нам хотелось бы услышать победные реляции. Чего лучше — водрузить в Туркестане британский флаг! Но ветер судьбы не всегда дует в желательном направлении. Не волнуйтесь! Никто из вас не виноват. Вы, я бы сказал, хорошие солдаты плохой экспедиции. Вы сделали все, что было в ваших силах. А остальное — пусть решает Лондон!

Вошел капитан Тиг-Джонс. Он обратился к командующему:

— Прибыл помощник господина Зимина. Закаспийское правительство желало бы устроить сегодня вечером прием в честь вашего превосходительства.

— Прием? — Командующий вскинул брови, словно услышал что-то необычайное. — Нет, нет… Ступайте и скажите: мне нездоровится. А завтра утром я уезжаю. Будет время, еще попируем.

Когда капитан вышел, командующий заговорил откровенно:

— Гостеприимство лавочника! Дадут рюмку водки, а начнут просить миллионы. А я не могу давать — ни денег, ни обещании. Кстати, если Лондон примет мое предложение и мы оставим Закаспии, как вы соберете бумаги с нашей печатью, выпущенные вместо денег? Ведь вам придется оплатить их наличными…

Ответа не последовало.

Мысль командующего — как можно скорее оставить Закаспий — была разумна. Но, несмотря на это, я выступил в поддержку Маллесона:

— Очень трудно представить себе, что мы оставим Закаспий, ваше превосходительство. Дело не только в данных нами обещаниях. Есть другие, более важные причины для беспокойства. Прежде всего, нельзя забывать одно: в тот день, когда большевики займут Закаспий, развалятся и Бухара, и Хива. Мы сами не заметим, как грозный пожар перекинется по ту сторону границы. Туркестан — трамплин для большевиков. Они целятся далеко. По словам наших друзей, туркестанским вопросом занимается сам Ленин. Поэтому мы тоже должны подходить к этому вопросу крайне осторожно. Судьба нашей восточной политики, по моему мнению, решается не в Индии, а в Туркестане!

Маллесон горячо одобрил мои слова:

— Верно, полковник. Совершенно верно!

Генерал Мильн встал и заговорил решительно:

— Я высказал свое мнение. Сделайте то же самое. Я присоединю ваши соображения к своему докладу, который отправлю в Лондон. Посмотрим, какой придет ответ. Но пусть наш разговор пока не выходит за пределы этого кабинета. Не говорите ничего ни своим, ни друзьям. Это — приказ!

Генерал неторопливо вышел. Мы остались стоять молча, вопросительно глядя друг на друга.

Попрощавшись с Арсланбековым, я уже собрался идти поужинать, когда дежурный офицер сообщил мне о приходе Екатерины. Я знал, чем вызван ее приход, догадывался даже, что беседа наша добром не кончится. Но все равно я не мог отослать ее назад и сам вышел навстречу.