Анри Труайя - Крушение

Дани встала, положила альбом в выдвижной ящик туалетного столика, покрытого вышитой гладью скатеркой, и вышла. Даниэль догадался, что она пошла к матери. Они часто болтали друг с другом в каком-нибудь укромном уголке квартиры. Эти разговоры были почти беспредметны и могли продолжаться часами. Даниэлю очень хотелось узнать, что они говорят про него. Одно не вызывало сомнений — вся семья безоговорочно приняла его. Шарль и Марианна Совло обращались с ним, как с сыном. Если бы только он мог зарабатывать! Даниэль погрузился в мечты. Он думал о том, как будет завоевывать себе место в жизни и добывать хлеб насущный. О том, что, может быть, удача ждет его в какой-нибудь экзотической стране, вроде Кот-д’Ивуар. Вот он — владелец лесоразработки вблизи Бондуку. И Дани, конечно же, находится с ним. У них темнокожие преданные слуги. Даниэлю приходится совершать долгие, изнурительные поездки на джипе по неровным дорогам. На его глазах происходит торжественная гибель могучих деревьев, медленно падающих в треске ломающихся веток. Он возвращается в полном изнеможении домой. Обедает на террасе вдвоем с женой при свете керосиновой лампы. Наслаждается сигарой, а вокруг звучат пронзительные крики ночных животных в зарослях рядом с домом. Стоп! Он размечтался, как в детстве. Тот же тип представлений, что и у Декарта. Переживание ощущений вне телесной субстанции. Позитив, выстроенный на небытии. Блестящая формулировка. Надо будет использовать ее как-нибудь в письменном задании по философии… Деньги! Какая ужасная зависимость и унизительная обреченность. Особенно когда ты женат. Даже такой человек, как Козлов, и тот иногда вынужден экономить на всем.

Дверь открылась, и в комнату с хмурым лицом вошел Лоран.

— Пойдешь смотреть телевизор? — пробормотал он.

— Я еще не повторил философию.

— Да ладно, нас завтра не спросят. Он ведь сказал…

Даниэль с легкостью дал себя уговорить. В гостиной никого не было. Молодые люди сели в самые удобные, стоявшие напротив экрана кресла и закурили. Перед их глазами замелькали скучные кадры какой-то передачи для женщин.

— Господи, какая пошлость, — недовольно ворчал Лоран, — это просто поразительно!

— Ну что, выключаем? — предложил Даниэль.

— Нет, подожди. Я хочу посмотреть, до какой степени идиотизма они дойдут.

До недавнего времени Лоран был вполне мирным и сговорчивым юношей, но занятия философией почему-то породили в нем бунтарский дух оппозиционера. Лоран считал, что, находясь в состоянии постоянной конфронтации с окружающим миром, он тем самым демонстрирует свое прогрессивное мышление. Он это называл «стилем жизни». И хотя Даниэль учился лучше Лорана, но, поддаваясь влиянию шурина и друга, иногда соглашался с ним.

— Ты пойми, телевизионные передачи делают в расчете на кретинов, — убеждал друга Даниэль. — Ты же не можешь требовать, чтобы для тебя одного снимали то, что не подходит другим. Если не хочешь противопоставить себя обществу.

Еще долго они обсуждали убийственную альтернативу: следует ли художнику опускаться до уровня масс и творить на потребу публике или, наоборот, необходимо нести высокую культуру в массы, даже рискуя быть непонятым. На этой горячей точке их диспут был прерван появлением в гостиной родителей и Дани. Горничная объявила, что ужин подан.

Даниэлю нравились эти семейные трапезы, но сегодня Шарль Совло выглядел грустным. Понятно, что его огорчала ситуация на фирме. Марианна с шутливым негодованием рассказывала о своих препирательствах с шофером такси — возможно, дело тут было в ее более сильном характере или она была недостаточно осведомлена об истинном положении вещей. Шофер, по ее словам, отказывался брать у нее стофранковую купюру на том основании, что та, видите ли, заклеена скотчем.

— Бесполезно было ему объяснять, что деньги совершенно нормальные. Он все время, как дурак, повторял: «Поставьте себя на мое место».

— И был абсолютно прав! — отрезал Лоран. — Главный порок буржуазии в том, что она не хочет ставить себя на место трудящегося человека.

Все были удивлены этим выпадом. Лоран явно искал повод, чтобы развязать одну из тех политико-социальных дискуссий, которыми он в последнее время так упивался. Видимо, он считал, что участие в бурных дебатах позволит ему самоутвердиться в глазах родственников.

— А ты сам разве не буржуа? — с иронией спросил отец.

— Нет!

— Вот это новость! А как же среда, в которой ты живешь, образование, которое ты получил?

— Но ведь это не я выбирал среду и образование.

— Конечно, но ты извлекаешь из них пользу.

— Ну и что? Можно извлекать пользу, но при этом осуждать.

Лоран ликовал. Наконец-то он добился того, о чем мечтал с самого начала обеда — словесная баталия была в разгаре.

— Не очень красиво. Тебе не кажется? — продолжал Шарль Совло.

— А что ты хочешь, чтобы мы делали в нашем возрасте? Вы не даете нам действовать, но вы не можете запретить нам судить!

— Интересно, кого и что вы собираетесь судить?

— Общество, — значительно произнес Лоран, — в том виде, в каком вы его сформировали.

Даниэль понимал, что его шурин явно «перегибает палку», но не вмешивался, боясь еще больше обострить ситуацию. Горничная переменила тарелки и поставила на стол запеченный окорок со шпинатом.

Шарль Совло, улыбаясь, подвел итог:

— То есть ты упрекаешь нас, родителей, в том, что мы недостаточно расчистили перед тобой жизненную перспективу?

— Вот-вот, — горячился Лоран, — обустраивая общество, вы только о себе и думаете. И так продолжается безостановочно. Вы занимаете лучшие места, а молодежь вынуждена пробуксовывать.

— Это в порядке вещей, так было всегда.

— Да, но раньше молодежи было меньше.

— И она меньше стремилась мгновенно сделать себе карьеру.

— А что ей оставалось?

— Хорошо, предположим, что завтра мы все уволимся, — продолжал Шарль Совло. — Что вы будете делать?

— Мы отбросим все старое и начнем с чистого листа. Необходимо, чтобы к управлению обществом пришло новое поколение.

— Твое новое поколение столкнется с теми же проблемами, что и мы.

— Но решать оно их будет по-другому!

В этом вопросе Даниэль не мог не согласиться с Лораном. Ему казалось неоспоримым, что молодежь должна обрести более широкие права и что ускорение темпов прогресса во всех областях жизни неизбежно приведет к досрочной отставке старших.

— Наше общество развивается очень быстро, — вступил в разговор Даниэль. — Отношения отцов и детей не могут оставаться прежними. Уже нет ни деспотичного авторитета с одной стороны, ни слепого послушания — с другой. Все строится на взаимной привязанности.

— Не могли бы вы выразиться яснее? — сквозь зубы процедил Шарль Совло.