Анри Труайя - Крушение

Франсуаза кинулась в кухню, закрыла за собой дверь и упала на стул, заливаясь слезами. Она боялась, что Александр придет следом, но он оставил ее в покое. Ему наверняка надоела суматоха вокруг такого обычного — по его мнению! — события, как возвращение домой. Франсуаза долго сидела, глядя на развешанные на стене «по ранжиру» кастрюли. На столе после завтрака остались хлебные крошки. «У меня почти ничего нет к ужину. А он, вероятно, голоден. Пойти купить еще ветчины…» Но внезапно она решила: «Не будет никакого ужина!»

Она встала, взяла висевшее в прихожей пальто и вышла. Ее окутал нежный сумрак вечера. Франсуаза надеялась найти Николя у Клебера Бодри. Она до ночи бродила по улицам, зашла в кафе, выпила фруктовый сок, погуляла еще немного: шум и движение на улицах не давали ей размышлять над своей горькой участью. Около половины девятого она толкнула дверь Школы драматического искусства.

Здесь репетировали Куртелина [25] Куртелин Жорж (1858–1929) — французский драматург. . Девушка и парень пытались быть забавными, споря громкими голосами в свете рампы. Николя сидел по-турецки прямо на полу на уровне первого ряда. Он обернулся на шум открывающейся двери, встал и пошел к Франсуазе, перешагивая через других студийцев, которые отклонялись в разные стороны, давая ему пройти.

— Что случилось? — шепотом спросил он, подходя.

— Не знаю… Не хотела оставаться одна с Александром…

— Ну надо же!.. Я тебя совсем не понимаю… Пошли!

Он взял ее за руку и повел к двери.

— Ты можешь уйти? — спросила Франсуаза.

— Да-да, конечно…

— Эй, вы там, тише! — крикнул кто-то.

— Да ладно вам! — огрызнулся Николя.

Занятия в этот вечер вел не Клебер Бодри, а дежурный репетитор: дисциплина явно хромала.

Франсуаза и Николя зашли в бистро напротив, заказали по кофе. Лица под лампами дневного света казались голубоватыми. Из музыкального автомата неслась зажигательная мелодия.

— Почему ты сбежал? — спросила Франсуаза. — Это же просто идиотизм!

— Вовсе нет! Я не вернусь домой, пока он там!

— Где ты будешь жить?

— Да не знаю… Может, у Алисии, может, где-нибудь еще…

— А если я попрошу тебя вернуться — в качестве личного одолжения?

— Это будет медвежья услуга. Если я вернусь — молчать не стану, просто не смогу. Выскажу ему в лицо все, что думаю. Поверь, это будет тот еще скандал!

— Тебе не в чем его упрекнуть!

— Нет есть! Он причиняет тебе боль!

— Он мне ничего плохого не делает. Ты вообразил себе невесть что…

— Брось! Посмотри на себя: краше в гроб кладут! Чем подлее он себя ведет, тем сильнее ты перед ним стелешься. Вместо того чтобы послать к черту и потребовать развода, играешь в брошенную жену и в благородство. Кретинизм! Ты такая умная, как ты можешь?.. И это будет продолжаться целых три недели, а может, и больше! Три недели в роли служанки! Возможно, ты даже подкинешь ему деньжат на сигареты!.. Я еще понимаю, если бы он попросил взаймы на авиабилет! Кстати, ты хочешь, чтобы он уехал, или нет?

— Конечно, хочу…

— Ты сама не веришь в то, что говоришь!

Она подняла голову и взглянула ему прямо в глаза:

— Верю, Николя! Тебе нужны доказательства? Пожалуйста! Раз ты не хочешь возвращаться домой, я тоже туда не вернусь!

Николя взорвался:

— Это уж слишком! Он будет жить у нас, в пятикомнатной квартире, а мы в это время поселимся неизвестно где?

— Так чего же ты хочешь от меня? — простонала Франсуаза.

Ее глаза наполнились слезами, силы были на исходе. Николя понял, что перегнул палку, и сказал очень мягко:

— Ничего, ничего! Я пошутил! У всех в жизни бывают трудные моменты!

Он допил свой кофе, взял со стола пакетик чипсов, открыл небрежным жестом, протянул Франсуазе. Она захрустела сухим соленым кружочком. Николя горстями закидывал в рот картошку. Минуту спустя пакетик опустел, и он тут же принялся за второй.

— У меня идея! — воскликнул он. — Почему бы нам не отправиться к твоему отцу? Ты ему все объяснишь. И мы оба на время поселимся у него, пока…

— Нет! — прервала его Франсуаза. — Нет! Только не у отца!.. Тетя Маду там!.. Не хочу, чтобы она знала…

— Тогда — к Алисии!

— Думаешь, это возможно?

— Конечно! Да я сейчас спрошу у нее, она еще в студии! Подождешь пять минут?

Он набил рот чипсами, скомкал пустой пакет, кинул его на стол и убежал. Музыкальный автомат замолчал. В установившейся тишине Франсуаза услышала шуршание — это разворачивался сам собой прозрачный целлофан из-под чипсов.

Николя вернулся с Алисией. Она была согласна.

— Вот только у меня одна кровать! — объяснила она Франсуазе. — Это тебя не пугает?

— Да нет! — ответила Франсуаза.

Она улыбалась, хотя подобная перспектива не слишком ее вдохновляла. Продолжая разговор, Алисия теребила длинную прядь волос, свисавшую на щеку:

— Через неделю моя соседка Мари-Клод уезжает в отпуск. Сможешь устроиться в ее комнате, там тебе будет удобнее…

Они доехали на метро до станции «Одеон». Алисия жила на рю де л’Ансьен-Комеди, на седьмом этаже большого, старого, почерневшего от времени дома. На первом этаже обосновался торговец жареной картошкой и сосисками. Николя, по-царски щедрый, купил каждой из своих спутниц по два мягких теплых страсбургских пирога, упакованных в бумагу. Франсуазе показалось, что она никогда не ела ничего вкуснее. Мясной сок тек по пальцам. Они выпили в бистро по кружке пива, залив жажду и перец. Франсуаза нервничала, но не была растеряна — присутствие Николя успокаивало ее.

Алисия жила в мансарде с низким потолком. Комната была заклеена фотографиями артистов, повсюду валялись конверты от пластинок, обрывки афиш. На три лампы в качестве абажуров были наброшены кукольные платьица — розовое, красное и оранжевое. Свет тонул в пышных юбочках. Низкий диван, задрапированный пунцовым покрывалом с белыми помпонами, был таким широким, что вокруг практически не оставалось места. Наполовину сложенная бамбуковая ширма прикрывала умывальник, переносное биде и кухонный столик с плиткой.

— Ну вот, — сказала Алисия. — Не слишком шикарно, но проблему решает! Туалет в глубине коридора…

Николя первым делом поставил на проигрыватель пластинку, протянул девушкам пачку сигарет. Они покурили, стоя перед открытым окном и вслушиваясь в глухой шум улицы. Потом Алисия отправилась умываться:

— Предпочитаю приводить себя в порядок вечером — по утрам я никак не могу проснуться! На работу мне к девяти, они там не шутят, в «Перчатках Першинга»!

Звук льющейся воды приглушал ее голос. Наконец она произнесла:

— Путь свободен!

Франсуаза обернулась. Алисия надела прозрачную ночную рубашку, но трусики снимать не стала. Над лбом нависали две большие трубочки бигуди, придавая ей смешной рогатый вид. Она смыла косметику, и ее черные глаза казались маленькими и невыразительными. «Может, и мне начать красить глаза, — подумала Франсуаза. — Мне пойдет!» Это была совсем другая жизнь.