Пиримкул Кадыров - Бабур (Звездные ночи)

— В лице Мир Алишера есть, оказывается, что-то ангельское, — сказала она неожиданно для учителя. И добавила, чуть отвернувшись и прикрываясь от него краешком шелкового платка: — Почтенный мударрис, это изображение сделано в Герате с разрешения служителей религии.

— Простите, повелительница, — мударрис так и остался стоять у дверей, опустив очи долу. — Простите меня, но… в Иране и Хорасане истины шариата многажды нарушаются. Это все влияние злостных шиитов, враждебное нашему святому учению суннитскому. Хочу предупредить наследника престола: пророк Мухаммад, да святится его имя, завещал нам подлинное мусульманство, оно не в Хорасане, не в Иране — в Мавераннахре!

Эсан Давлат-бегим вовсе не хотела спорить с мударрисом, да еще о делах религиозных. Она повернулась к Бабуру:.

— Господин мударрис, конечно, прав. На уроке фикха рассматривать какие бы то ни было рисунки неуместно, дорогой мирза. Придет время, когда с соизволенья всевышнего вы начнете управлять страной. Фикх должно знать — от начала до конца. А рисунок… я возьму его с собой.

Бабур выпросил на одно мгновение рисунок у бабушки и опять заложил его в книгу.

— Вручаю вам свою мечту, — сказал он, протягивая Эсан Давлат-бегим книгу.

Слова внука понравились бабушке.

— А может быть, пригласить Мир Алишера сюда, в Андижан?

— О, разве это возможно? — глаза Бабура вспыхнули.

— Так ведь почтил Мир Алишер своим приездом Самарканд. А достоинства Ферганы известны всему миру… До моего слуха дошло, что Мир Алишер порядочный, набожный, да что там — святой человек. Если он прибудет сюда, несомненно, и почтенный мударрис удостоверится в этом.

Лицо мударриса просветлело. Он выпрямился и с важностью произнес: «Да свершится воля аллаха!..»

Пополудни в доме все стихло.

Обессиленные жаждой, все с нетерпением ждали вечера. Знатные люди, владеющие большими домами, коротали часы в прохладных комнатах и спасались от жажды и голода сном.

Бабур никак не мог заснуть. Поэтические мечты слишком разволновали его. Оставшись один в своей комнате, он взял перо и бумагу. Хотел попробовать написать стихотворение, но в голову, кроме запомнившихся чужих строк, ничего не приходило. Тогда он достал другую тетрадь и начал писать то, что знал о Ферганской долине: «Здесь высокие цепи гор и много дичи. Белого сайгака видели мы в пустынных местах неподалеку от Ахсы. Есть они и вблизи Маргилане». Как прекрасна Ферганская долина! Описать все ее прелести, все достопримечательности! Не с одними же стихами приезжают люди в Герат к Мир Алишеру…

Бабур так увлекся, что не слышал топота копыт. А услышал, когда всадник остановился у ворот дома. Через несколько минут из какой-то комнаты погруженного в тишину дома до него донеслись женские рыдания. Бабур вздрогнул и поднял голову от бумаги. Что такое? Что случилось? Плач доносился с половины Эсан Давлат-бегим. И становился все сильнее! Бабур опрометью, большими прыжками помчался к бабушке.

В ее покоях двери были раскрыты настежь. Платок сполз с головы почтенной женщины. Она комкала его непроизвольно, читая и перечитывая письмо дочери Кутлуг Нигор-ханум: глаза, полные слез, не видели букв.

Воин, что доставил весть о смерти мирзы Умаршейха, прислонился к стене, едва удерживаясь на ногах. Он проехал без отдыха верхом немалый, почти в восемьдесят верст, путь, пыль покрыла его до кончиков ресниц.

Весть о смерти отца — змея, выползшая из кустов роз. Бабур побледнел, он стоял и дрожал, глядя на Касымбека. Тот сделал порывистое движение в его сторону, стал перед Бабуром на колени. Голос его прерывался, глухой и просительный:

— Мой амирзода!.. Пусть всевышний даст вам силы! Теперь вы для нас единственная защита! С трех сторон идут враги!.. Ваша матушка наказывала… Нужно немедленно отправиться вам в Андижан, вызвать в крепость преданных беков!..

Эсан Давлат-бегим поняла, что и в минуту горя нельзя отвлечься от мирских дел, нет времени для рыданий. Касымбеку она сказала:

— Встаньте… Мы благодарим вас за верность. Идите с мирзой Бабуром. Всем оставить дом, всем отправляться в крепость!

Бабур словно одеревенел. В молчании кое-как оделся, молча взобрался в седло. Огляделся. Эти цветущие деревья, этот полноводный мраморный бассейн, построенный отцом, — они тоже грустят по человеку, который уже никогда не придет к ним сюда. Саженцы вон тех груш сажал сам мирза Умаршейх; на них видны плоды, пройдет еще немного времени — и плоды созреют; человек, посадивший эти груши, уже никогда не попробует их плодов.

Они ехали по вымощенной дороге, и снова Бабур вспоминал отца: камни были уложены его старанием, его приказом. И видневшуюся вдали крепость построил он. Его же теперь нет. Нет, нет! Всем существом почувствовал Бабур, что никогда уже не увидит отца, что невозвратна потеря, и вдруг слезы переполнили его и пролились наконец, терзая и одновременно облегчая Душу.

Когда они приблизились к крепости (и рвы глубоки, и стены высоки: одиннадцать слоев кладки машинально отсчитал Бабур), из ее главных ворот выехали им навстречу пять всадников. Впереди на саврасом ехал узкоглазый, монгольского облика бек (Бабур знал его как родственника матери). Шерим Тагоий, поравнявшись с их группой и увидев Бабура, спрыгнул с коня. Не прослезился, но застонал:

— Не верил, не верил, о мой амирзода! Значит, правда, что мы лишились нашей опоры и защиты… Ох, безжалостный мир!

— От кого слышали? — спросил Касымбек. — Эта весть до поры до времени должна быть тайной.

Шеримбек схватился за воротник:

— Неисповедимы пути всевышнего… Один из почтовых моих голубей летал-летал и внезапно исчез. «Кто ж его сбил?»— подумал я и поднялся на крышу. Через длительное время голубь прилетел и сел передо мной. Под крылом клочок бумаги. Я взял, развернул бумагу, и — вот эта печальная весть! Кто написал, не знаю, может быть, ангелы небесные.

Шеримбек положил руку на плечо Бабура и, приблизив к нему лицо, проговорил тихо, низким голосом:

— Мой мирза, не въезжайте в крепость, опасно.

Эти слова услышал и Касымбек. При жизни Умаршейха Шеримбек не сумел заслужить высокого положения и ходил с обидой, теперь он хотел раньше других оказать услугу мирзе Бабуру, снискать его доверие, чтобы возвыситься. Касымбек это понял и спокойно проговорил:

— Мой амирзода, не будем бояться раньше времени. Нам надо побыстрей войти в крепость и собрать там беков.

Шеримбек не счел возможным разговаривать с конным Касымбеком, стоя на земле. Он вспрыгнул в седло и ожесточенно заговорил:

— Вы еще не знаете, что происходит, уважаемый Касымбек! Ваши верные беки сдали врагу Ходжент! Сдали Исфару! Сдали Маргилан!

— Маргилан? — вздрогнув от крика, переспросил Бабур, — Когда?