Пиримкул Кадыров - Бабур (Звездные ночи)

Откровенно и без самоунижения исповедовался перед собой Бабур.

И о мече, своем подарке Танбалу… И о несчастных чаграках… И о том, как босые ступни его ног стали нечувствительны к острым камням на горных тропах… Все было в этой тетради, и, продолжая ее теперь, он чувствовал, как огонь вдохновения охватывает душу, будто писал он стихи.

Раз не смог он скрыться от судьбы венценосца, предписанной ему рождением, он расскажет правдиво об ее неотвратимых тяготах и испытаниях! Ни один из венценосцев, которых знал он, Бабур, не рассказал обо всем пережитом искренно. Но люди всегда жаждут узнать правду. И если он, Бабур, сможет хоть в малой степени утолить эту жажду, тогда не пропадет понапрасну данный ему всевышним дар и люди извлекут уроки из его неудачливой жизни.

Люди, другие люди… Но, значит, не для одного себя, не только для успокоения своей совести пишет он книгу «Былое»? Значит, так. Это — вправду как стихи. Их слагают, чтобы утолить жажду собственного сердца, а они завладевают сердцами других людей, становятся песнями для всех, разве это не счастье? Добытое мечом — отнимается другим мечом. Добытое пером поэта или правдивого историка — ничем не отнимешь…

Бабур не видел, как слуги зажгли свечи, как принесли еду. Почти всю ночь, не притрагиваясь к пище и воде, он писал…

Перед рассветом прискакал Тахир.

Тотчас, не отдохнув ни часа, принял его Бабур, чтобы узнать о событиях в Андижане. Шутка ли: почти полтора месяца в неведении!

Долго рассказывал Тахир при свете свечей в юрте Бабура. Главное — сразу! Андижан в руках Шейбани. Город ограблен. Множество андижанцев погибло уже после взятия города. Среди них — и второй Бабуров разведчик, что был с Тахиром.

Тахир настолько устал, что, покачиваясь, едва стоял на ногах. Бабур опустился на курпачу, пригласил сесть и Тахира.

Как удалось ему узнать подробности событий? А он, Тахир, нанялся арбакешей к одному баю в кишлаке Ходжа Катта рядом с Андижаном. Разумеется, кто он на самом деле, бай не догадывался. Тахир вслушивался в разговоры, осторожно расспрашивал людей. А когда привез товар в городскую лавку бая, то многое увидел своими глазами.

Ахмад Танбал, потерпев поражение в открытом поле под Андижаном, запирается в крепости. Начинается осада. В крепости начинается голод, усиливаются болезни, распри. («Как в Самарканде», — думает при этом Бабур.) Беки, которые, некогда покинув Бабура, перебежали к Танбалу, теперь, бросив Танбала, бегут к Шейбани-хану. Воины хана в конце концов врываются в город. Ахмад Танбал вместе с братьями и приближенными прячется в арке, но андижанский арк в черте города, — с крыш ближних домов легче штурмовать саму крепость. Ахмад Танбал понимает это, как и Шейбани. Он решается просить пощады у Шейбани-хана. Подсылает некоего старца, который должен был передать хану такие слова Танбала: «Отдам воителю-халифу, святому имаму все накопленное мое богатство, весь гарем, клянусь верно служить ему, — пусть сохранит мне жизнь!» Старец не вернулся. Начинается штурм… Танбал и братья в панике подходят к воротам крепости, открывают ворота, выходят наружу, повесив на шею свои мечи — знак добровольной сдачи в плен и упования на великодушие победителей. Тимур Султан приказывает нукерам: «В плен не брать, не стоят они того, рубите!» Танбала и братьев искромсали на куски. Отрезанные головы запихивают в мешок.

— Наверное, перед Шейбани похвастались ими, — закончил рассказ Тахир.

— О боже праведный! — вырвалось у Бабура.

Вот оно, возмездие! Предатель поднял меч на него, на Бабура, — и сам зарублен мечом… За смерть Ходжи Абдуллы, повешенного жестокосердным Танбалом, у тех же ворот сам Танбал принял мучительную смерть… За головы бедных чаграков — покатились из мешка головы Танбала и его братьев. И Шейбани — так представилось в этот миг Бабуру — брезгливо трогает их, переворачивает носком сапога… где тут эта образина, Ахмад Танбал, доставивший всем так много хлопот, покажите-ка, я ведь не знаю его в лицо, не довелось встретиться, но побрезгует Шейбани взять ее в руки, эту голову, с реденькой бородкой, с резко выпуклыми скулами.

Потрясенный этой картиной, Бабур воскликнул еще несколько раз:

— О боже праведный! О боже праведный! О боже…

Жестокая справедливость? Возмездие? Но Шейбани превзошел в жестокости самого Ахмада Танбала! И зачем небеса вручают меч возмездия столь кровожадному хану?

А с другой стороны — подумать только, — объединение разрозненного Мавераннахра, великая цель, к которой так стремился Бабур, единый сильный Мавераннахр, его, Бабура, Мавераннахр, — неужели этого достиг теперь Шейбани-хан? Но тогда почему же не он, не Бабур? Чем сильней оказался Шейбани-хан? Коварством, жестокостью, бесчеловечной прямотой помыслов. И еще одним: фанатизмом, суннитским одушевлением веры, что заставляло воинов Шейбани презирать и прелести жизни, и справедливость, и самую смерть.

Да, в мире бренном — чтобы оказаться победителем — надо быть таким, как Шейбани. А он, Бабур, хотел быть просвещенным правителем, отдавал много времени и сил поэзии, искусству, зодчеству, думал о человечности — вот из-за всего этого и проиграл. Но что же важнее — человечность или власть, даже в едином Мавераннахре? Разве не ясно?

— Мой повелитель, — голос Тахира отвлек Бабура от раздумий о власти и человечности, — я слышал, что люди хана усердно разыскивают вас. Может статься, его лазутчики уже в Исфаре!

Что ж, надо думать о спасении жизни. И о продолжении борьбы! Поражение Танбала — новый обвал, что обрушился на заветный родник. Закрылись все выходы, по которым родник мог пробиться наружу… здесь, в своем отечестве. Если не перевалить быстро, очень быстро через хребет, не уйти в Хорасан, Шейбани перекроет путь, последний из возможных.

Бабур забыл, что перед ним сидит простой нукер, сдавленно выкрикнул:

— Мало, что ли, выпало мне бед, мало? Теперь и родины лишиться?

Тахир увидел слезы Бабура, едва сдерживая свои, прыгающими губами поклялся:

— Повелитель, жить на чужбине — тяжко любому человеку, будь он шах, или нукер, или пахарь… Я не вернусь в Куву, не вернусь в родные места. Потому не вернусь, что мне отомстят за службу у вас. И потому еще не вернусь, что… не могу разлучиться с вами… Многое я передумал, пока ехал сюда из Андижана. Буду с вами. Всегда и везде.

Бабур давно считал Тахира честным, храбрым воином и простым, доверчивым пахарем, из тех дехкан, что верят: избавление от всего злого и неправедного — в руках справедливого венценосца.

— Но я же не смог стать желанным для всех вас венценосцем! — неожиданно сказал, отвечая своим мыслям, Бабур, — Стану ли я им в будущем или не стану — неизвестно…