Хидыр Дерьяев - Судьба (книга первая)

— Ну-ка, садись.

Мурад-ага опустился рядом.

Расчёсывая пятернёй бороду, бай спросил:

— Когда приехал?

— В село или на базар? — не понял Мурад-ага.

— В село.

— Вечером приехал. А сюда — недавно.

— Значит, ты был в селе?

— Да. С пастбища — прямо в село. Так мне передали.

— А тебе не передавали, зачем я тебя вызвал?

Мураду-ага не хотелось первому затрагивать щекотливую тему, и он покривил душой.

— Ничего ясного я там не слышал. Передали мне, что вы на базаре и велели за вами ехать. Вот я и приехал, не задерживаясь.

— Хм… Значит, так ничего и не слышал? Ну, не беда… Дело в том, что один человек… Словом, сваты к тебе приезжали, дочку сватать. Потому и пришлось тебя вызвать. Дочь — твоя, ты — отец… Что ты ответишь?

Мурад-ага помолчал, собираясь с духом, и спросил:

— А что за люди сватают? Вы их знаете?

— Очень хорошо знаю! Большая семья и богатая. Пятеро братьев, у всех достаток хороший, и родом они не кулы.

— Который же из братьев хочет жениться? Младший?

Сухан Скупой несколько замялся.

— Видишь, какое дело… Будь он холост, сам понимаешь, к вам бы не обратились. Но — человек хороший… Как я понял, сватают не для старшего, а который за ним — для пего. Второй по старшинству. Он так же богат, как и старший.

Сухан-бай мог бы сказать своему чабану, что Узук сватают для человека, которому уже за сорок, он не очень хорош внешностью и крут нравом, у него было две жены, младшая умерла в прошлом году… Это и ещё кое-что мог рассказать Сухан Скупой. но он предпочитал говорить другое.

— Я тебя очень ценю, Мурад. Не говорил тебе об этом, но в душе уважал тебя. С тех пор, как ты стал у меня пастухом, овцы, чтоб не сглазить, приумножились. Ты не думай, что я этого не вижу и не ценю твои труды. Люди говорят, что я… э-э-э… бережливый. Конечно, я не люблю пускать добро по ветру. Но всё время я думал сделать что-нибудь хорошее для тебя, такое, чтоб тебе на всю жизнь память была. И так я прикидывал, и этак и вот — случай подвернулся: Бекмурад-бай попросил посоветовать, где найти хорошую девушку на выданье. Я сразу же подумал о вашей семье и сказал Бекмурад-баю, что найду невесту для его брата. Ты думаешь, Мурад, это малая ответственность — породнить бая с бедняком? Большая ответственность. Но я решился взять её на себя. Я сказал себе: «Вот случай, чтобы сделать Мураду незабываемое добро, посадить ему на голову птицу счастья — хумай. Когда он породнится с Бекмурад-баем, о чём ещё мечтать останется? Небесное желание человека на земле исполнилось! В шелка одеваться будет, в масле купаться…

Мурад-ага слушал вкрадчивую речь Сухана Скупого, прерываемую кашлем и утробными вздохами, и думал, как бы это ему набраться решимости для ответа. За двадцать лет чабан хорошо изучил алчную натуру бая, про которого говорили, что он «до ветру пойдёт — и то под себя смотрит: нельзя ли употребить вдело». Ни о каком добре для ближнего Сухан Скупой даже во сне не помышлял. Но сейчас Мураду-ага казалось, что бай не такой уж плохой человек, может, он и вправду заботится о семье Мурада, хочет сделать, как лучше.

— Когда я сказал Бекмурад-баю о девушке, — продолжал между тем Сухан Скупой, — тот заколебался: семья, мол, нищая. Но я уверил его, что Мурад, то есть ты, человек честный и работящий, а девушка на наших глазах выросла. Он и согласился. А теперь ты решай. На твою голову птица хумай села. Она один раз в жизни прилетает к человеку. Не сумеешь поймать — больше случая не представится. Но ты человек благоразумный, я тебя знаю. Говорят богатому — благо, бедному — не счастье. Ты можешь стать богатым. В семье Бекмурад-бая любой сундук открои — неё доверху полны золотом и серебром. И среди такого богатства суждено жить вашей дочери. Вах! Кто возится с мёдом, тот облизывает пальцы. Ваша дочь будет облизывать, а вы — тоже. Приедет она к вам в гости — шесть золотых привезёт. Ещё раз приедет — ещё четыре. На третий раз — пять желтячков. Вот вам и обеспечено пропитание на целый год, а то, что ты как пастух зарабатываешь, целеньким останется. Через полгода я дам тебе несколько овец. Они станут основой твоего благосостояния. Будут они умножаться из года в год, а там, глядишь, целое стадо получилось. Хочешь — возле аула паси, хочешь — в пески гони, а то найми себе чабана, а сам дома сиди, чай пей или торговлей заняться можно… Ты слушай мои слова — понял, откуда приходит богатство, как оно открывает твою дверь?

— Придёт к нам богатство или нет, я не знаю, но ваши слова я понял, — хмуро ответил Мурад-ага, не поднимая головы.

— Да ты что! — изумился Сухан Скупой. — Богатство через твой порог перешагнуть хочет, а ты не видишь, дверь держишь?

— Что такое богатство? — вздохнул Мурад-ага. — Большая часть нашей жизни уже прошла, осталась меньшая часть. Зачем нам богатство? Не оно нас волнует, а то — доведётся ли увидеть счастливой нашу дочь.

Сухан-бай доверительно наклонился к чабану.

— Все желают этого, дорогой, разве ты один. Хорошо будет твоей дочери в семье Бекмурад-бая. О вашей дочери я забочусь, как о своей собственной, никакой разницы между ними не делаю. Если обижать её начнут, я первый на защиту встану. — Сухан-бай, кряхтя, почесал спину о стенку чайханы и закончил: — Ну, что скажешь? Думай быстрее, а то меня ещё в лавке дела ждут.

— Кто же думает жениться? — спросил Мурад-ага, так и не решившийся на окончательный ответ.

— Сказал тебе: второй по старшинству брат.

— Он, наверно, не очень молод?

— Наверно, не очень, молодой к тебе не обратился бы. — раздражённо сказал Сухан-бай и сунул в рот кончик бороды.

— А своя семья у этого брата есть?

— Детей нету у него… А жена… кажется, есть одна. Да тебе-то что от этого?… Ну, отвечай!

— Что я могу ответить? Дочь у нас ещё молодая, замуж ей рано… Зачем говорить о сватах? Да и… вы сами знаете…

— Брось. Мурад, хитрить. Кто станет ждать совершеннолетня дочери, когда богатый жених пришёл! Чем скорее ты её пристроишь, тем спокойнее для тебя, хлопот меньше. Девушка, что бабочка, раскрыл ладони, отпустил её на волю — и лети себе на здоровье.

— Насчёт беспокойства вы верно сказали, да ведь родная дочь-то… Как её выбросишь? Сердце не позволяет.

Сухан-бай рассердился, но сдерживая раздражение, снова заговорил о тех благах, что ожидают семью Мурада-ага, если он согласится на замужество дочери. Говорил он долго и красноречиво, а убедившись, что слова не производят на пастуха никакого впечатления, дал волю гневу. Вырвав из рук Мурзда-ага палочку с гвоздём на конце, которой погоняют осла, он зло воткнул её в твёрдую землю.

— Подумай, Мурад! Вспомни, с кем ты разговариваешь! Я с ним советуюсь, как с человеком, а он… Место своё знай, вот что! Ты взгляни на себя, взгляни на людей, которые с уважением пришли к тебе. Они — кто?… А ты — кто?… Не ради тебя, ради меня пришли почтенные люди в твой дом. Они меня уважают, потому и пришли, а так они даже не посмотрели бы в твою сторону. Понять это надо, надо шевелить мозгами, а не ушами…