Хидыр Дерьяев - Судьба (книга первая)

Стук колёс и голоса кучеров возвестили о том, что гости, ради которых служанки два дня сбивались с ног, наконец прибыли.

У ворот дома остановились два фаэтона. С первого, держа на руках шестилетнюю девчурку, сошёл высокий русский в полковничьих погонах. Это был начальник уезда. Он подал руку миловидной женщине, прикрывавшейся от солнца лёгким зонтиком, помог ей сойти на землю.

С другого фаэтона соскочили мальчик и девочка двенадцати-четырнадцати лет. Вслед за ними скатился тучный усатый армянин — тот самый Абаныс, или, вернее, Аванес, с которым вёл свои хлопковые спекуляции Бекмурад-бай. Этот Аванес, собственно, и содействовал тому, что начальник уезда согласился нанести неофициальный визит Бекмурад-баю.

Поспешив вперёд, армянин почтительно распахнул ворота перед высокопоставленными гостями. Устланный дорогими коврами двор сиял под лучами заходящего солнца, словно фазаний хвост в весеннюю пору. Навстречу гостям торопливо шёл Бекмурад-бай.

— Познакомьтесь с господином полковником и его женой, — сказал Аванес по-туркменски.

Почерпнувший кое-что из своих деловых связей с европейцами, Бекмурад-бай подошёл сначала к женщине. Правда, он первый протянул ей руку, но такие тонкости светского этикета были выше его понимания. Потом он пожал вялую белую перчатку полковника и вежливо обошёл, здороваясь, полковничьих детей, подержав в своей широкой, как верблюжье копыто, ладони даже маленькую, измазанную шоколадом лапку самой младшей девочки.

Аванес сказал по-русски, обращаясь к женщине:

— Эта Бэкмурат-бай. Адын из самы эзвестный чалавэк района. На мой завод его рука хлопок поставляет. Она — мой первый кунак, друг наш… Сматры его двор какая!..

— Ах, как прелестно! — сказала женщина, беря мужа под руку.

Полковник хорошо разбирался в коврах. Топя звон шпор в коротком упругом ворсе, он медленно шёл, объясняя жене, какой ковёр пендинский [62] Пендинский, иомудский, текинский — названия по туркменским племенам и местности; ковры отличаются друг от друга сочетанием красок и формой геля — основного узора. , какой — иомудский*, какой — текинский*. Почти безошибочно он угадывал возраст каждого ковра, оценивал мастерство ковровщицы.

Вдоволь налюбовавшись переливами чудесных красок, гости вошли в дом. Церемониальные обязанности взял на себя Аванес. Он усадил начальника уезда между его женой и женой хозяина дома, блистающей бухарскими шелками и благоухающей всеми таинственными ароматами финикийских парфюмеров. Рассадив детей, Аванес примостился около Бекмурад-бая, севшего рядом с полковником.

Пока подавали на стол, жена полковника не переставала восхищаться дивными коврами — подлинными шедеврами искусства, плодом кропотливого труда безвестных туркменских ковровщиц. Но когда всё новые и новые блюда, появляющиеся на столе, раскинули по комнате ловчую сеть аппетитнейших запахов искусство было забыто — его победило мастерство повара, специально приглашённого Бекмурад-баем.

— Каму какой напытка душа трэбует? — спросил Аванес по-русски, он заодно взялся исполнять и обязанности тамады; поручать это полковнику было нетактично, хозяин не умел, а хозяйка… женщина остаётся женщиной, даже если она и ханум. — Пэрви тост даём хазаин дома!

Бекмурад-бай встал.

— Я предлагаю выпить за здоровье наших почтенных гостей, господина начальника уезда и его красавицы жены! — Бекмурад-бай явно льстил, потому что жена полковника при всей своей миловидности вряд ли могла серьёзно претендовать на звание красавицы. — Желаю дорогим гостям каждый день проводить в такой же радости и веселье, как сегодня! А ещё я приглашаю выпить за белого царя, который дал нам такую радостную жизнь.

Ханум перевела слова мужа. Все встали, чокнулись, дружно выпили. Почти без передышки усатый тамада предложил тост жене полковника. Та не стала затруднять себя изысканными пожеланиями.

— Я пью за нашу компанию!

Третий тост поднял начальник уезда. Он посмотрел свою рюмку на свет, полюбовался золотистой игрой старого, выдержанного коньяка и сказал:

— Предлагаю выпить за нашего общего друга Аванеса. И за его друга, а теперь уже и нашего, Бекмурад-бая. Желаю вам, друзья, больших успехов в торговых делах. — Полковник многозначительно выделил предпоследнее слово. Ему зааплодировали. Он поставил рюмку и тоже несколько раз вежливо и беззвучно свёл воедино ладони своих крупных рук.

Погом начали пить без тостов. Скоро языки развязались, обращение стало непринуждённым. Подвыпившая полковничиха пересела к Аванесу. фамильярно положила руку ему на потное плечо, жарко дышала в лицо.

— Мы с вами, уважаемый Аванес, самые известные люди в Мары, правда? Кому же, как не нам, быть в близких отношениях, правда? С кем, как не с вами, мы должны чаще встречаться, правда? Конечно, мы обязаны с уважением относиться друг к другу… — Она лукаво помотала окольцованным пальцем перед унылым армянским носом Азанеса. — Но ведь мы же хорошие друзья, правда?

Аванес отдувался, пыхтел, бормотал невнятное, пытаясь подцепить вилкой скользкий, как обмылок маринованный гриб и опасливо косился в сторону полковника.

Бекмурад-бай не любил спиртных напитков, но не хмелел, когда случалось пить. Угрюмо насупившись, он смотрел на разошедшуюся полковничиху и почему-то вспоминал свою тяжёлую трёххвостую плеть. Пальцы невольно сжимались, словно ощущая её рубчатую рукоять

Ханум тихо окликнула мужа, указав глазами на полковника. Тот, расстегнув китель и развалясь на стуле, ронял на дорогой ковёр пепел папиросы и внушительно пояснял:

— … Со всеми разделаюсь! И безжалостно, если узнаю, что кто-то ведёт революционную пропаганду на подвластной мне территории! Весь уезд в бараний рог скручу! — Он стукнул кулаком по столу. — Слышите, Бекмурад-бай? Вы — человек, который должен держать связь с жандармерией. Постоянную связь! Разной пропагандой занимаются городские рабочие и вообще люди, связанные с городом. Поэтому мы. хотим, чтобы среди туркмен не было рабочих… Туркмены — хорошие люди, приветливые, гостеприимные… Пусть они остаются хорошими… А то попадут? в город — портиться начнут…

Польщённый вниманием начальника уезда, Бекмурад-бай, выслушав перевод Ханум, горячо сказал:

— Уважаемый начальник, мы никогда не допустим, чтобы белый царь, давший нам радость и богатство, нахмурил свои светлые брови, был недоволен нами. У меня есть восьмидесятилетняя мать. Она пять раз в день обращается к аллаху и каждую молитву заканчивает словами: «Пусть долго живёт наш белый царь, пусть крепка и нерушима будет его власть»… Если среди туркмен появятся смутьяны, я первый скручу им локти за спину!

Было уже заполночь, когда гости стали проявлять первые попытки встать из-за стола. Заметив это, Бекмурад-бай распахнул дверь в соседнюю комнату.