Хидыр Дерьяев - Судьба (книга первая)

Наевшихся баранов ни в коем случае нельзя тревожить. Они должны спокойно лежать и переваривать съеденное до полуночи. Спать до этого времени Дурды не должен, чтобы не прозевать время ночного кормления. После полуночи баранов опять надо кормить так же тщательно, как и вечером. Рано утром, пока ещё не высохла роса, следовало нарезать свежей травы и скормить её баранам до наступления жары. После этого они отдыхали в тени, а в обязанности Дурды входило отгонять от них собак и играющих ребятишек. В полдень мальчик должен нарезать дынных корок и снова кормить баранов. Если корок нет, надо замешивать тыкву с отрубями. И самое главное не тревожить баранов во время отдыха, не пугать их, только при таких условиях они нагуляют к осени достаточный слой жира.

Нет нужды говорить, что, исполняя эту нелёгкую и нудную работу, Дурды всем сердцем возненавидел глупых, безобидных животных и очень обрадовался, когда однажды хозяин привёл с базара двух верблюдиц с верблюжатами. Радость оказалась преждевременной. Верблюдиц поручили Дурды, но изменилось только то, что в часы отдыха баранов, он должен был выгонять на пастбище своих новых подопечных, а вечером, когда резал траву для баранов, обязан был заботиться и о корме для верблюдов.

Кормили Дурды хорошо, но от постоянного недосыпания и усталости он ходил вялый, спотыкался на ровном месте, едва присев, мог моментально уснуть. Это неожиданно послужило причиной того, что Дурды приобрёл себе хорошего друга.

На поле Мереда работал батрак Сары. Это был сильный и добрый парень, он часто жалел Дурды, называл его своим братишкой.

Как-то, выгнав верблюдов на пастбище, Дурды подошёл к работавшему Сары, присел на межу и незаметно уснул. Верблюды, оставшись без присмотра, несколько раз порывались забраться в посевы. Сочувствуя измученному мальчику, Сары бросал кетмень и бежал сам отгонять животных. Ближе к полудню он разбудил Дурды: «Вставай, иди овец корми. И верблюды вон к посевам пошли, беги скорее». Полусонный Дурды побежал, но в это время появился хозяин посевов. Кинув палкой в верблюдов, он схватил мальчика за ухо, несколько раз сильно ударил его по лицу. Дурды заплакал.

— За что бьёшь ребёнка? — подошёл Сары. Лица его потемнело от гнева.

Дайханин усмехнулся, отпустил покрасневшее ухо Дурды.

— Ха, ребёнок… Пусть не травит верблюдами посевы.

— Никто не травил, я сам видел… Или сироту может бить всякий, кому вздумается? Бессовестный!..

— А тебе что надо? Жалеешь, что тебе не досталось?

Направившийся было к своему участку Сары быстро обернулся, схватил дайханина за голову, зажал её под мышкой и крикнул Дурды:

— Бери палку!.. Бери, говорю, чего стоишь!.. Бей! Считай, сколько раз он тебя ударил, столько раз и ты бей…

Когда справедливая экзекуция закончилась, Сары отпустил встрёпанного, отчаянно ругающегося дайханина и пригрозил:

— Смотри мне! Ещё раз тронешь мальчишку, голову совсем с тебя сниму! Или у бедняка горя мало, что ты ему добавляешь…

С этого дня Сары стал для мальчика самым близким человеком.

Дурды с нетерпением ожидал зимы. «Зарежут проклятых баранов, — мечтал он с вожделением, — верблюдов не нужно будет пасти»… Но пришла зима, а работы не убавилось.

До этого времени колючку для тамдыров брали из больших стогов, сложенных за двором. Теперь хозяин приказал: «Эту колючку пусть верблюды едят, а для тамдыров Дурды каждый день специально приносить будет». Семья у арчина была большая, каждый день обе хозяйки топили тамдыры, забот маль чику хватало. Кроме этого, он должен был кормить и поить животных, ежедневно чистить скотники. Нет, не принесла зима облегчения юному батраку.

Жёны арчина Мереда не ладили между собой и не упускали случая сделать друг другу неприятность. Вероятно, поэтому младшая недолюбливала Дурды — ведь ему покровительствовала Аннатувак. Однако вся её неприязнь к мальчику выражалась в презрительных взглядах да язвительных репликах до тех пор, пока не пригорел чурек. Был ли здесь злой умысел или Аннатувак просто поторопилась, но она сожгла большую часть принесённой Дурды колючки. Тамдыр младшей жены плохо нагрелся, чурек сорвался со стенки и упал на уголья.

К несчастью, Дурды в это время проходил мимо. Женщина схватила деревянную кочергу, догнала его, несколько раз ударила по спине, ткнула в бок.

— Дурак! Безмозглая скотина? Чтоб твоя еда была поганой!

Аннатувак заметила это.

— Если не умеешь печь чурек, то причём тут мальчик! За что ты его бьёшь?

— И ещё побью. Глаза ему, поганцу, выколю! Поленился колючки принести… Что я рукой, что ли буду чурек придерживать? Дармоед проклятый? Его самого этим обгорелым тестом накормить надо, чтобы у него брюхо вспучило!

— Сама не ленись, если не хочешь, чтобы твой хлеб служил пищей для собак. Вон целые стога колючки! Пошла бы и взяла немного, если видишь, что не нагрелся тамдыр…

Младшая жена метнула на Аннатувак насмешливый взгляд, махнула подолом и пошла в свою кибитку. Аннатувак погладила Дурды по голове.

— Не подходи ты близко к этой дряни, чтоб у неё руки отвалились. Если б ты зависел от этой змеи, ты, душа моя, кровавыми слезами каждый день плакал. Срамница бессовестная, негодяйка!.. Не показывайся ей на глаза, Дурды-джан. Ты кушать хочешь? Если захочешь, не дожидайся, пока тебя пригласят. Ты знаешь, где в моей кибитке сачак лежит, приходи, бери сам чурек и ешь.

«Если бы не Аннатувак-эдже, ни от кого ласкового слова не услышал бы, — думал Дурды. — И почему её в ауле считают жестокой и хитрой? Она очень добрая, как родная тётушка».

Кроме хозяйки, ласковые слова говорил мальчику только Сары. Но иногда йигит задумывался, и тогда его мысли были приправлены горечью и тоской.

— Жаль мне, Дурды-джан, что тебе с детского возраста приходится тяжким трудом зарабатывать кусок хлеба. Вон дети Мереда старше тебя, а все бегают без забот. Недобрая наша судьба, мы должны запомнить людей, которые сделали безрадостными и чёрными наши дни. Есть такая пословица: «Беды, навалившейся на собаку, не избежать и волку». Я ещё ни разу не видел, чтобы она исполнилась, но, наверно, не зря её умные люди придумали, не пришло ещё время для такой пословицы… Скоро ты йигитом станешь. Веди себя так, чтобы враги твои дрожали от, страха при одном твоём имени, чтобы готовы были под землю провалиться от страха. Смерти, Дурды-джан, никто не избежит, но ты никогда не продавай свою совесть, чтобы прожить на свете два Дня лишних. Проживи лучше меньше, но пусть от твоих шагов искры летят! Пусть они опалят врагов твоих и всех злых и бессердечных людей!

По небу плыли курчавые, как ягнята, облака. Земля стыла в каменной неподвижности. Где-то далекодалеко в лугах плакал одинокий тюйдук. А Сары говорил: