Хидыр Дерьяев - Судьба (книга вторая)

— Да, — сказал Берды, — Борис Петрович. И они мне рассказывали, что больше всего обо мне заботился Сергей. Это — ты?

— Я, — ответил Сергей.

Берды помолчал, покусывая нижнюю губу. Молчали и остальные. Тускло светила лампа, сам собою поскрипывал стол, поблёскивала в бутылке поверхность недопитой водки.

— Я не знаю, — сказал Берды, — ты мне младший брат, Сергей, или старший. Однако, думаю, что старший. Я твой должник на всю жизнь. Скажи, что умереть надо, я умру. И за сестру твою, и за твоего зятя. Вы не знали меня — и сделали для меня больше, чем мои родичи, чем мои земляки.

— Не надо так говорить, — мягко поправил Берды Александр Петрович. — Если бы твои земляки располагали такими возможностями, как мы, они не оставили бы тебя в беде, они сделали бы то же, что и мы.

— Я знаю, — сказал Берды. — Я вам благодарен. А вот как благодарить надзирателя, я не знаю. Он пришёл ко мне, как святой Хидыр, — так я сказал? Неправильно сказал. Если я встречу их обоих — Хидыра-ата и надзирателя, — я первому поклонюсь надзирателю, святой, думаю, не обидится. Надзиратель мне — второй отец. Сначала отец дал мне жизнь, потом — надзиратель. Как его отблагодарю?

— Придёт время — отблагодаришь, — успокоил его Сергей.

— А кого ты искал в Мары? — поинтересовался Андрей.

— Семьдесят семь, — сказал Берды. — Дом семьдесят семь. А улица — Чарджуйская.

Все засмеялись. Берды, не поняв, вопросительно посмотрел на Сергея.

— Недаром говорят, кто ищет полушку, находит гривенник, — сказал Сергей. — Ты именно в этом доме сейчас сидишь. Зачем тебе нужен этот дом?

— Я понял, — пробормотал Берды, стаскивая с головы тельпек. — Я понял, как только услышал имя Александра Петровича. Только немножко боялся, что ошибусь.

Он вывернул тельпек наизнанку и принялся отдирать кусочек засаленной материи, крепко пришитый к подкладке шапки. Лоскуток отрываться не хотел. Берды торопился, дёргал изо всех сил.

— Крепко ты его приклепал, — сказал Борис Николаевич, — на-ка ножом нитки порежь.

— Это не я, — Берды утёр рукавом вспотевший лоб, улыбнулся. — В Ахале дядя у меня есть, он пришивал. Хорошо пришил. Жуликов много, в дороге всё у меня украли. Могли бы и письмо украсть. Я хотел в чайхане спать, думал, утром найду нужный дом. Посмотрел: там тоже жулики сидят — одним глазом спит, другим по сторонам смотрит. Побоялся, что тельпек с письмом украдут, пошёл ночью искать.

— Какое письмо? — спросил Сергей.

— Александру Петровичу письмо. Наташа дала.

— Тебе повезло, — сказал Борис Николаевич. — Если бы ты утра дожидался, не застал бы Александра Петровича. Не иначе, как святой Хидыр надоумил тебя ночью пойти. Он — покровитель письмоносцев, ты говорил?

— Покровитель путников, — сказал Сергей.

— Это всё равно, — не согласился Борис Николаевич. — Здесь каждый путник весть несёт, так что я не ошибся. И поправку твою не принимаю.

— Прими другую, — негромко сказал Сергей, — не шути над тем, чего не понимаешь. Одна неуместная шутка может свести насмарку целый месяц работы среди местного населения.

— Кончать надо со всякими святыми! Хватит с ними цацкаться!

— Не всё сразу, Боря. Сначала надо решить более важную задачу, а потом уже за святых приниматься.

Тем временем Александр Петрович прочитал письмо.

— Наташа пишет, что всё в порядке. Товарищи работают успешно, потерь нет. Единственно, ощущают недостаток агитаторов для местного сельского населения.

— С этим делом и у нас трудновато, — согласился Сергей.

— Скажите, товарищ, — обратился Александр Петрович к Берды, — как случилось, что Бекмурад-бай оставил вас в живых? Ведь, насколько я понимаю, вопросы чести у вас охраняются очень рьяно, особенно среди байской верхушки.

Берды усмехнулся:

— Яшули правду говорит. Но я от первой пули свалился. Потом стало много шума, много людей — нельзя добить. Если бы Бекмурад-бай меня одного поймал, он из моих тысячи жизней ни одной не оставил бы.

— Берды надо как следует заховаться, — сказал Борис Николаевич. — Можно было бы его в городе где-либо пристроить или на железную дорогу — всё подальше от этого головореза Бекмурада. Но если раскроется история с побегом, его полиция может снова схватить.

— А что сам товарищ думает? — спросил Александр Петрович.

Берды обвёл взглядом своих новых друзей.

— Я понимаю, что вы хотите отвести от меня остриё ножа Бекмурад-бая. А я хочу сделать что-нибудь нужное для вас. Если могу — всё сделаю! Обо мне не беспокойтесь. Каракумы широки, они прятали от врагов моих дедов и прадедов, они не выдадут и меня.

— Но Бекмурад-бай тоже, видимо, знает пустыню, — настаивал Александр Петрович. — Вы его не боитесь?

— Нет, — сказал Берды, потемнев лицом, — я не боюсь Бекмурад-бая! Пусть он теперь боится меня!

— Молодец! Так и надо. Довольно мы дрожали перед каждым эксплуататором, горб на них гнули. Пришло время им дрожать… Вот, друзья мои, вы говорили, что не хватает людей для работы среди сельского населения? По-моему, товарищ Берды Аки-оглы вполне подойдёт для этого. Надо только толково разъяснить ему, чего мы добиваемся и что должен он говорить чайханам. Такие агитаторы, как он, могут принести нам очень большую пользу.

— Да мы об этом уже думали, — сказал Сергей.

— Знаю. Но надо, чтобы теперь и товарищ узнал, что вы думали.

— На мой взгляд, пусть Берды едет пока в пески, — сказал Борис Николаевич. — Там чабанов много, со всеми у него общий язык. Пусть пока рассказывает о том, что сам видел и пережил. Очень даже добрая агитация получится. А там события покажут, что делать дальше. Надо только, чтобы он связи с нами не терял.

— Не затеряешься там, в песках? — спросил Сергей, хлопнув Берды по плечу.

— Куда я денусь? — удивился Берды. — Если надо, через день приходить буду.

— Товарищи, до поезда осталось всего полчаса, — напомнил Андрей. — Как бы Александру Петровичу за разговорами не опоздать.

Раскинулись дороги на четыре стороны. Хочешь — на север, хочешь — на юг, на закат солнца иди или на восход — всюду перед тобой простор и песок на дороге — жёлтый и нежный, как пушок вылупившегося цыплёнка. И только когда прикоснёшься к нему рукой, вместо живого тепла почувствуешь ледяное безразличие.

Свистит осенний ветер, носится по степным просторам, как ошалелый калтаман [11] Калтаман — джигит, отправляющийся в грабительский набег, попросту — разбойник. , выскакивает на дорогу и мчится по ней, закручивая стремительные смерчики пыли, и вдруг затихает, как затаившийся в лощине волк. И снова свистит, и снова несётся в непонятной удали неизвестно куда и зачем.

Зябко и тревожно одинокому спутнику. Никого кругом, а он оглядывается по сторонам, а он спиной ожидает удара, напрягается, чтобы быть готовым к отпору. Неуютно путнику. Хорошо, если в конце пути ждёт его крыша над головой, жаркий огонь очага, доброе слово родного человека.