Исмаил Гезалов - Простор

— Это и есть атала, — сказал Алимджан. — Напиток, возбуждающий аппетит. Он из проса.

Жаныбалов и Алимджан разлили аталу по пиалам. Масагпай поднялся, обвёл гостей тёплым взором и заговорил, словно складывая новую песню:

— Дорогие мои, вы здесь у себя дома. Вы приехали в наш далёкий степной край, чтобы пробудить пустынные земли к жизни, вырастить тут хлеб, сады, построить новые аулы… И мы благодарно говорим вам: вы наши дети, дорогие сердцу каждого казаха! Если вы попадёте в беду, мы поспешим вам на помощь. Если вы будете в чём-то нуждаться, мы ничего для вас не пожалеем! Всей душой мы с вами, дети мои!.. И верим, что сбудутся самые заветные ваши мечты. В такое уж мы счастливое время живём… Мы, казахи, веками кочевали по степи, не было у нас ни надёжного угла, ни верного куска хлеба. Только советская власть дала нам свободу, силу, счастье. Она помогла нам обзавестись постоянным жильём, зажгла в домах «лампочки Ильича», научила читать, писать, вывела наших детей на широкую, светлую дорогу — нынче они могут стать и инженерами, и учёными, и агрономами… Теперь судьба наша — в наших руках. Спасибо же советской власти, дорогие!..

Все чокнулись пиалами. Напиток пришёлся гостям по вкусу. А Масагпай незаметно пододвинул свою пиалу уста Мейраму и тихо попросил:

— Выпей за меня, дорогой. Я только чай пью.

Уста Мейрам опустошил подряд обе пиалы с аталой и удовлетворённо сказал:

— Вот ты и выдал себя, аксакал!.. Кто же нас моложе, а?..

Одна из девушек, подойдя к Геярчин и Тосе, спросила, что им ещё принести. Геярчин взяла её за руку и ласково притянула к себе.

— Нам ничего не надо. Посиди с нами. А то нам неловко…

Девушка уселась между ними. Тося поинтересовалась:

— Кем ты работаешь?

— Трактористкой.

— Ой! Неужели трактористкой? — удивилась Геярчин. — Ты такая маленькая…

Ашраф приметил эту девушку ещё тогда, когда она впервые вошла в комнату, и с той минуты не сводил с неё взгляда, в котором уже не осталось обычного лихого лукавства. Девушка была хороша собой. Она была небольшого роста, но удивительно изящная и статная. Миндалевидные глаза светились мягким светом, а тонкие, как тетива, брови казались на узком лице особенно длинными. Чёрные волосы падали на спину многоструйным потоком тугих косичек,

Ильхам, проследив за взглядом Ашрафа, ткнул его в бок.

— Не пяль на неё глаза! Неприлично.

— Отстань! — огрызнулся Ашраф. — Может, я портрет с неё хочу написать. Ясно?

— Куда ясней!

А Тося и Геярчин всё не отпускали от себя девушку.

— Хочешь, мы тебя познакомим с нашими ребятами? Вот это Саша Михайлов, из Ленинграда. Боевой парень!.. Лучший наш комсомолец. А слева от нас — Ашраф, из Баку. Кузнец и художник.

— Художник? — обрадованно воскликнула девушка. — А портреты он рисует?

— Ашраф! — крикнула Геярчин. — Можно тебе заказать портрет?

Ашраф в ответ пробормотал что-то невнятное. Ильхам, ухмыляясь, сказал:

— Не трогайте его, девчата, он болен, у него жар.

Ашраф под столом наступил ему на ногу. А девушки забеспокоились:

— Ты заболел, Ашраф?

— Врёт он всё! — заливаясь краской, буркнул Ашраф.

— Так ты нарисуешь портрет девушки из «Жане турмыса»? — допытывалась Геярчин. Она повернулась к своей новой подруге:

— Ты ещё не сказала, как тебя зовут?

— Тогжан.

— Тогжан?.. Красивое имя. Я где-то его встречала… По-моему, в «Абае» Ауэзова одну из героинь тоже зовут Тогжан. Правда? Я читала этот роман в прошлом году.

— А я так и не успела прочесть, — посетовала Тося. — А надо: ведь это о Казахстане. Геярчин, ни у кого из наших нет этой книги?

Масагпай случайно услышал эти слова и обратился к Тогжан:

— Ты слышишь, доченька, о чём просит гостья?.. У тебя есть книга нашего Мухтара. Дай почитать её девушке.

Когда Тогжан вышла в соседнюю комнату, Масагпай сказал:

— У Тогжан очень много книг. Все свои деньги она тратит на книги. Но она никому не даёт их читать. Отдать книгу в чужие руки — это для неё хуже смерти. Вы поскорей верните ей «Абая», а то она изведётся…

Как только за столом заговорили о Тогжан, Тарас насторожился. Уж не та ли это Тогжан, о которой рассказывал ему молодой охотник? Когда девушка вернулась, Тарас внимательно, с непонятной для себя пристальностью оглядел её и, грустно усмехнувшись, подумал: «Красивая дивчина. Такая кого хочешь присушит… Натерпится ещё Алимджан!..»

В руках у Тогжан была толстая книга в светло-коричневом переплёте. Подавив невольный вздох, она протянула книгу Тосе:

— Прочтёшь сама, дай другим прочитать. Это очень хорошая книга.

А девушки подавали на стол всё новые блюда; гости были уже сыты, но понимали, что, отказавшись от угощения, они обидят хлебосольных хозяев, к тому же им совсем не хотелось вставать из-за стола. В комнате становилось всё шумней, за столом не смолкали дружеские шутки. Масагпай всё поддразнивал уста Мейрама, уплетавшего за обе щеки жирные куски баранины:

— Признавайся-ка, старый, кто лучше готовит, твоя Шекер-апа или мои внучки?

— Погоди, аксакал, дай распробовать, — лукаво щурясь, отвечал уста Мейрам.

Хозяева всё делали, чтобы доставить гостям удовольствие. Когда стук ложек и вилок начал стихать, Масагпай предложил:

— Не послушать ли нам, дорогие, моего внука? Алимджан у нас отменный певец. Спой для гостей, внучек!

Алимджан не стал упрямиться: он уважал законы гостеприимства. Он принёс домру и под её тихий, печальный рокот запел ту песню, которую Тарас слышал на берегу озера. Порой Алимджан бросал тайный, страдающий взгляд на девушку с тонкими, как тетива, бровями, и тогда голос его звучал глубоким, протяжным стоном. Тогжан сидела, опустив голову. Улучив минуту, она поднялась и незаметно выскользнула из комнаты.

Тарас уже не сомневался, что это и есть та девушка, которую безнадёжно любит Алимджан. «И крепко, видно, любит, как я когда-то свою Ганну… Только Тогжан честнее Ганны. Она не водит его вокруг пальца. Прямо сказала, что нет у неё любви в сердце. Так-то лучше… А Ганна притворялась до последнего дня и убежала, как лиса, украдкой… Не стоит она того, чтоб я вспоминал о ней. А как забудешь?»

Все, затаив дыхание, слушали Алимджана. Только Ашраф поглядывал на дверь, за которой скрылась Тогжан. Ему хотелось, чтобы она снова вошла в комнату и села неподалёку от него, а он бы смотрел и смотрел на неё, любуясь её нежной, хрупкой красотой.

Когда Алимджан кончил петь, раздались хлопки.

— Спасибо, Алимджан! — крикнул Саша.

Алимджан застенчиво улыбнулся:

— Вы Абая благодарите. Это его песня.

Песня у каждого с самого дна души подняла тайные мечты, светлые и печальные воспоминания. Каждый задумался о своём. Наступила покойная, ненапряженная тишина. Масагпай поощрительно кивнул Жаныбалову, словно желая сказать: «Начинай, сейчас самое время». Жаныбалов поднялся и, обращаясь к гостям, заговорил: