Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт

— Уже время прощаться. Я очень благодарна вам, миссис Энн, за гостеприимство. Прощайте, Ральф. Когда увидите самолёт с красными звёздами на крыльях, думайте, что это лечу я.

Крауфорд молчал, только лоб его покрылся испариной.

— Прощайте, мистер Гибсон и мистер Кросби. Мне было очень интересно познакомиться с вами.

Таня посмотрела прямо на Гибсона, на Джен, на миссис Кросби.

— Боже мой, и эго — Англия… — вырвалось у неё.

Она повернулась и пошла к дверям.

Майор попрощался коротким, вежливым поклоном и вышел из гостиной. Он нагнал Таню у высокой железной калитки. Она стояла рядом со старым Бобом, который пришёл попрощаться с девушкой. Он принёс маленький букет красных цветов — в темноте они казались почти чёрными.

На прощание Таня крепко поцеловала старика.

Когда затих шум мотора, Рандольф Крауфорд сказал, глядя на миссис Кросби:

— Она, наверное, не всё знает об Англии. Эх, если бы она сейчас была здесь, я бы ей объяснил, что не всё у нас можно купить за деньги…

— Довольно об этом, Ральф, — сказала миссис Кросби, подойдя к лётчику и положив руку ему на плечо. — Она уже ушла, и никогда вы ей не скажете этих слов. А я теперь всегда буду думать о ней. Мы много спорили с ней, но только сейчас я поняла её убеждённость и честность. Их нельзя купить, Ральф, ни за фунты, ни за доллары.

Она посмотрела на мрачного Гибсона, которому весь этот разговор казался неуместным, и, словно вспоминая, повторила:

— Как это она сказала? «Боже мой, и это — Англия…»

Тяжёлые удары часов прозвучали в холле и отозвались во всём доме. Миссис Кросби отсчитывала удары. Прозвучал удар гонга.

— Прошу всех к столу, — сказала она. — Восемь часов.

И, неожиданно для самой себя находя выход в этой нерушимости старинного порядка, цепляясь за него, как за что-то надёжное, она первая вышла из гостиной.

За обедом никто не проронил слова. Даже мистер Гибсон не похвалил ни одного блюда, даже Джен не напомнила о необходимости немного выпить.

После обеда в кабинете Кросби Гибсон закурил сигару.

— Сейчас нам с вами нужно развить довольно бурную деятельность, Кросби, — сказал он. — Что бы там ни говорила эта девушка, кому бы ни докладывала, а генералам — раз они взяли деньги — придётся исполнять свои обещания. Кроме того, не может быть, чтобы американцы уничтожали собственные заводы. Мне кажется, я выбрал несколько неправильный путь. К Рузвельту с таким предложением, пожалуй, не стоит соваться, но мистер Черчилль прекрасно понял бы нас с вами.

Теперь, когда Таня уже исчезла из дома Кросби, мистер Кросби стал значительно смелее. Кроме того, он хорошо понимал, что Гибсон советуется с ним только для формы, а в действительности сам принимает решения и осуществляет их. Всё более усиливавшаяся зависимость от Гибсона раздражала Кросби, но он чувствовал свою беспомощность и переходил в другую крайность — безоговорочно поддерживал своего компаньона.

Они выработали план спасения заводов. Всё было предусмотрено: кому, когда и сколько денег нужно дать. Но всё становилось сомнительным, когда мысль возвращалась к Таке и майору Маркову.

— Эта советская девушка стала для нас более страшной, чем все немецкие армии, вместе взятые, — рассердился Кросби.

— Это и с самого начала было так. Немцев бояться нечего. Пусть бы они использовали запрещение нашим лётчикам бомбить Риген. Я допускаю даже, что они узнали об этом синем кружке на карте и нарочно сконцентрировали там танки в безопасном месте. В конце концов, это не меняет дела.

Кросби посмотрел на Гибсона, и у него промелькнула мысль, что всё не так-то просто и, может быть, сам Гибсон получил от немцев деньги, чтобы рассказать им о синем кольце. Но Кросби не осмелился спросить об этом. Достаточно было уже того, что он допустил такую мысль. И, словно подтверждая его подозрение, Гибсон сказал:

— Да, немцы сберегли нам эти заводы. Они всегда выполняли свои обязательства, а это выполнить было тем более легко, что оно полезно для всех. Советские люди ничего не понимают и никогда, наверное, не поймут.

— Вы думаете, что когда-нибудь придётся попробовать научить их этому пониманию? — осторожно спросил Кросби.

Гибсон ничего не ответил. Лишь впервые за всё время проявив нервность, он неловким движением сломал сигару, ожёгся и выругался.

А наверху, в маленькой уютной комнатке Рандольф Крауфорд пытался наладить разговор с Джен. Но всё время приходила на память Таня, и то Ральф, то Джен замолкали.

Сейчас лётчик совсем другими глазами смотрел на свою невесту. Много нового появилось в ней за это короткое время.

Припоминая справедливое возмущение Тани, он подпадал под влияние её слов, её чувств и готов был навсегда порвать с Джен. Но сразу же на мысль приходила суровая действительность и его собственное будущее, и приданое Джен, которое должно было стать основой их благополучия. И тогда Крауфорд пытался заглушить свои гневные мысли.

Джен не очень волновалась, заметив перемену в Крауфорде. Она знала его положение, знала, что он зависит от её приданого. Время, чудодейственное время должно было залечить все раны, вытеснив неприятные воспоминания, и вернуть мир в семейство Кросби.

…На рассвете, когда стало прохладно и первые лучи солнца позолотили вершины пышных буков, над домом Кросби неожиданно появился самолёт. Он летел совсем низко, ярко освещённый золотыми лучами солнца, и большие красные звёзды на его крыльях были ясно видны. Это Таня Егорова летела к месту своей новой службы.

Путь самолёта лежал на юг, но Таня попросила штурмана облететь Лондон с севера. Ей хотелось проверить слова старого Боба.

И вот она увидела знакомую улицу и дом Кросби, увидела большие сады и… ахнула: на далёкой земле была видна огромная, красновато-розовая звезда, очерченная цветами. Таня смотрела, не отрывая глаз, и думала о старом Роберте Харингтоне.

Самолёт летел всё дальше, дом Кросби всё уменьшался, и только огромная красная звезда ещё долго была видна на английской земле, как последний привет старого садовника и многих простых людей британских островов.

Под самолётом блеснуло море, вдаЛекс вырисовывались белые скалы Дувра. Таня летела в свою часть, Таня летела в бой, и сердце её было полно радости и торжества. Самолёт взмыл вверх и совсем растаял в ясной голубизне неба.

Перевод Л. Шапиро

Карлсхорст — район Берлина, где помещался штаб Советской Военной Администрации в Германии.

Кребс — по-немецки рак.