Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт

— А что сейчас делает Эдит Гартман? — в свою очередь спросил он.

Гильда позволила себе лукаво улыбнуться.

— Она произвела на вас такое сильное впечатление? Я могу передать ей, что вы хотите её видеть. Думаю, она согласится.

— Я прошу вас оставить этот тон, — сухо произнёс Соколов, раздражённый готовностью Гильды взять на себя роль сводни. — Меня интересуют намерения фрау Гартман как актрисы — и больше ничего.

— О, как актриса она теперь не представляет интереса, — ответила Гильда. — Ведь она не выступала на сцене уже больше десяти лет и неизвестно, когда ещё будет выступать.

Соколов задумался над её ответом.

— Если господину капитану станет скучно в нашем городе, — продолжала Гильда, — и захочется немного развлечься, я буду рада видеть его у себя. Сейчас я живу одна в своей квартире, и вы можете быть вполне уверены в моей скромности. Вот мой адрес.

И она протянула ему визитную карточку.

— Всего наилучшего, — ответил Соколов, взбешённый бесцеремонностью посетительницы. — Вряд ли я воспользуюсь вашим гостеприимством.

— Этого никогда нельзя знать заранее.

Гильда улыбнулась самой чарующей из своих улыбок и вышла из кабинета.

Зачем приходила сюда эта Гильда Фукс? Во-первых, узнать о земельной реформе; во-вторых, пригласить к себе капитана из комендатуры. Значит, она стремится завести близкое знакомство с кем-нибудь из советских людей. Для чего? Над этим следует хорошенько подумать.

Затем пришёл Лекс Михаэлис, и капитан просидел с ним около часа, обсуждая непривычные для советского человека вопросы, вроде того, имеет ли немецкая женщина право свободно поступать в высшую школу, могут ли встретиться препятствия к браку между людьми, не располагающими обеспеченным доходом, и тому подобные казусы.

Их беседа подходила к концу, когда в кабинете появился Болер и церемонно поздоровался с капитаном.

Писатель стал неузнаваем. Неужели это он собирался свою первую ночь в Дорнау провести под мостом? На старике был новый костюм, взгляд его стал бодрым и уверенным, даже морщины на его свежевыбритом лице, казалось, немного разгладились.

Капитан Соколов неустанно заботился о Болере. Писателю предоставили квартиру, и в Берлине уже было решено издать его роман из времён прошлой мировой войны. Недавно ему перевели аванс.

— Последнее время я пользуюсь исключительным вниманием оккупационных властей, — сказал Болер, когда Михаэлис вышел. — Мне дали квартиру, деньги, особое снабжение. Я хочу задать вам прямой вопрос, господин капитан: что вы рассчитываете за это получить?

— Ничего, господин Болер, — рассмеялся Соколов. — Было бы очень странно, если бы мы не поддержали известного писателя. Мы хотим создать вам такие условия, чтобы вы могли спокойно работать. Вот и всё. Я думаю, скоро сама жизнь заставит вас сесть за роман о новой, демократической Германии, которую создаёт сейчас немецкий народ.

— Я не собираюсь писать никаких книг, — ответил Болер. — Я специально пришёл предупредить вас об этом, чтобы у вас не было никаких иллюзий на мой счёт.

— У меня их и нет, — возразил капитан.

Соколову показалось, что старый писатель даже обиделся. Во всяком случае, ответ пришёлся Болеру не по вкусу. Старик ещё раз подчеркнул:

— Словом, я вас предупредил.

Поблагодарив господина капитана за все заботы, он попрощался. Соколов встал. Это посещение его развеселило. Ему казалось, что старик и в самом деле испытывает потребность написать книгу, посвящённую современности, но в то же время хочет, чтобы его об этом попросили. Просить же Соколов никого не собирался. Настоящие демократические писатели сами, без приглашений, найдут своё место в новой Германии.

Капитан проводил Болера до дверей и снова сел за стол. Приём продолжался, и до самого вечера Соколов не имел ни одной свободной минуты.

После окончания рабочего дня все офицеры собирались в кабинете у Чайки, чтобы поделиться впечатлениями и поговорить о своём житье-бытье. Этих сборов никто не объявлял, но так уж с самого начала повелось.

Однажды, когда все, как обычно, сошлись у полковника, и в здании комендатуры уже воцарилась тишина, речь зашла о семьях, о разлуках и встречах военных лет. Затем разговор коснулся жизни на Родине — так бывало почти каждый раз.

— Я вчера от жены письмо получил, — произнёс Соколов. — Хотите, вслух прочту? — неожиданно для себя добавил он.

— Только чур ничего не пропускать! — пошутил кто-то.

— Это уже на моё усмотрение, — ответил капитан.

Он читал, почти не глядя на бумагу. Всем было ясно, что полученное вчера письмо Соколов уже знает наизусть и читает его, как любимые стихи, с наслаждением произнося каждое слово.

Соколов умолк, и на какое-то время воцарилось молчание. Каждый думал о Родине, о своей семье, и так захотелось всем им уехать из этой чужой страны и очутиться где-нибудь в Киеве, или у себя в МТС, или на большом ленинградском заводе!

— Вот получил я это письмо, — заговорил Соколов, — и много у меня сомнений появилось. Правильно ли я сделал, послав жене срочный вызов? Конечно, жить без неё мне очень трудно, но не совершаю ли я по отношению к ней несправедливость? Она окончила институт, стала режиссёром, ей бы работать на сцене, а я её зову заграницу, в город Дорнау, где даже и театра нет.

— А между тем, здесь, говорят, когда-то был хороший театр, — заметил полковник.

— Большинство актёров разбежалось, — ответил Соколов. — Вот я и думаю: что она здесь будет делать? И, признаться, порой чувствую себя эгоистом. Ведь я вполне сознательно отрываю её от творческой жизни по крайней мере на два-три года. За это время она многое успела бы сделать…

Капитан замолчал. Неожиданно меняя тему разговора, а по существу продолжая беседу о том же самом, Чайка сказал:

— Нам необходимо как можно больше рассказывать немцам о Советском Союзе, потому что они ещё почти ничего не знают о нас и до сих пор из них не выветрилась геббель-совская брехня. Надо рассказать им о нашей родине, о нашей революции, о наших людях, о пятилетках, о социализме.

И знаете, что я подумал: «А что, если жена капитана Соколов», приехав сюда, поможет магистрату и местным артистам возродить здесь театр?» Ведь они, наверно, захотят ставить и немецкие и наши, советские, пьесы. А сейчас среди нас нет таких специалистов, которые могли бы помочь им. Вот тут-то жена капитана и окажет нам большую услугу. Не правда ли, товарищи?

Ещё не дослушав, Соколов уже понял, насколько прав его командир. Конечно, для Любы найдётся и здесь настоящее дело, именно такое, для которого она себя готовила.

Дверь в кабинет коменданта слегка приоткрылась и почему-то закрылась снова. Полковник приподнял голову, никого не увидел и опять углубился в свои бумаги. Но ручка снова задвигалась, а дверь так и не отворилась. Очевидно, кто-то хотел войти и не осмеливался. Полковник встал из-за стола, подошёл к дверям и широко распахнул их. У порога стоял незнакомый человек средних лет.