Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт

— К взрыву всё готово, товарищ полковник! — доложил лейтенант.

— Действуйте! — скомандовал Чайка.

Борисов козырнул, чётко повернулся и отошёл к своему командному пункту.

Капитан Соколов хотел посмотреть, как будут реагировать на взрыв горожане, и для этого поднялся на холм. Очень скоро он понял, что судьба завода явно не интересовала большинство присутствующих. Тем не менее, капитан отметил и несколько весьма мрачных физиономий.

Над командным пунктом одна за другой взлетали в воздух красные ракеты, затем где-то тонко прозвучала сигнальная труба.

— Сейчас начнётся, — сказал кто-то возле Соколова.

Голос показался капитану знакомым. Он посмотрел внимательнее и узнал бывшего местного лидера правых социал-демократов Кребса. Господин Кребс стоял с окаменевшим лицом, крепко стиснув зубы.

Почувствовав на себе взгляд Соколова, он смутился и поспешил отойти. И вдруг там, где стоял завод, поднялось огромное чёрное облако.

Сдержанный вздох пронёсся по толпе. Затем послышались громкие восторженные возгласы и аплодисменты — зрелище действительно было необыкновенное. Соколов подумал, что немецкие рабочие и вправду вполне искренне могут приветствовать этот взрыв.

— Величайшее преступление!.. — произнёс тот же голос неподалёку от капитана.

Соколов оглянулся, и перед ним возникло искажённое злобой лицо Кребса. Видимо, ненависть переполняла его, если он не смог сдержаться даже на людях.

Кребс снова заметил взгляд Соколова, и привычная улыбка, как маска, мгновенно изменила его внешность. Он быстро поклонился капитану и исчез в толпе.

Взрыв оглушительным грохотом долетел до холма, воздушной волной пронёсся над головами. Все испуганно пригнулись, но никакой опасности не было.

Там, где раньше стоял патронный завод, сейчас медленно оседала грузная тёмная туча.

Полковник Чайка благодарно пожал руку лейтенанту Борисову.

Сапёры уже грузили на машины своё имущество. У подрывников впереди было ещё много работы, и они в тот же день покинули Дорнау.

Комендант города приказал заклеить окна в домах бумажными полосками. Предстоял взрыв корпусов патронного завода, расположенного неподалёку от Дорнау. Взрывная волна могла повредить стёкла.

Лео Бастерт заметил кресты на окнах соседнего дома и немедленно кликнул экономку. Ведь такие же полоски появились на стёклах в начале войны. От этого воспоминания у него чаще забилось сердце. Ах, если бы в самом деле!..

— Приказано так. Будут взрывать патронный завод, — спокойно объяснила старуха.

Раздосадованный Бастерт молча зашагал по комнате.

— Завтра, в двенадцать часов, — проявляя полную осведомлённость, добавила экономка. — С утра и у нас заклею.

Бастерт отпустил её.

Ночь он спал плохо и встал раньше обычного. Болела голова, под глазами появились тёмные мешки.

— Сегодня взорвут завод… — Он прислушался к своим словам и сам поразился трагичности интонации.

Бастерт надел пальто и вышел в небольшой, тщательно возделанный садик. Патронный завод отсюда не был виден, он лежал где-то за домами и фруктовыми деревьями. Бастерт долго ходил по дорожке. Время приближалось к двенадцати.

И вдруг в том направлении, где находился патронный завод, в небо поднялась огромная гора. Она росла, становилась всё выше, а потом начала опадать, превращаясь в отдельные глыбы, окутанные пылью.

Тяжёлое дыхание взрыва пронеслось над притихшими домами, резко колыхнуло деревья, ударило в зазвеневшие стёкла окон.

Бастерт вернулся домой, машинально разделся в передней, прошёл в кабинет и лёг ничком на широкий диван.

Казалось, стоит только закрыть глаза — и снова увидишь, как падают, рассыпаясь в воздухе, обломки бетона, брошенные в небо страшной силой взрыва.

Бастерт застонал, потом неожиданно приподнялся и сел,

— Гибнет сила Германии…

Эти слова вырвались непроизвольно, из самой глубины его души. Всё сконцентрировалось в них: и дикая ненависть к советским людям и тщетность надежды на возрождение фашистской Германии. Как он мечтал увидеть её опять сильной, вооружённой, диктующей свою волю другим странам! Теперь нечего даже и думать об этом. Никогда уже не пойдут на восток немецкие солдаты…

Нечем было дышать. Он снял галстук, расстегнул воротничок. Но легче не стало.

Конечно, ему следует покинуть Дорнау. Тут оставаться нельзя. Придётся уехать на запад: там-то уж не взрывают заводов, там он, Бастерт, с его опытом, репутацией ещё может пригодиться. Надо ехать!

Бастерт поднялся, подошёл к шкафу, достал чемодан, осторожно вытер с него пыль, но потом поставил чемодан на место. Нет, так просто уехать он не может. Надо сделать что-то такое, чтобы в Дорнау долго помнили Лео Бастерта. Ярость, накопившаяся в нём за эти месяцы, требовала выхода.

Он снова задумался. Особенно острую ненависть вызывал в нём Бертольд. Грингель. Пожалуй, именно из-за этого молчаливого токаря и произошли все его несчастья.

Да, с Грингелем надо расправиться. Пусть не думают его рабочие, что они могут так вот, совершенно безнаказанно, занимать директорские места. Бастерт уедет из Дорнау, уедет навсегда, но на прощанье крепко хлопнет дверью.

Он выдвинул ящик письменного стола и долго рылся там, пока не нашёл то, что искал. Это был тяжёлый кастет с четырьмя круглыми дырками для пальцев. Бастерт надел его на руку, сжал кулак и оглядел острые шипы. Теперь рука казалась бронированной. Последний раз он надевал этот кастет ещё в студенческие времена. Драться ему, правда, никогда не приходилось. Молодой Лео Бастерт завёл кастет, как и все студенты, больше для шику.

Он представил себе, как острые шипы с размаха рассекают висок Грингеля, и поморщился. Вот уж, действительно, не по нём это занятие. Он положил кастет в карман и брезгливо вытер одеколоном руку.

Неужели придётся самому?..

Несколько минут он стоял, уставившись в одну точку. Потом прошёл на кухню и приказал старухе-экономке созвать господина Брилле.

Старуха, ни о чём не спрашивая, вышла из квартиры. Через полчаса мастер Адам Брилле явился. Невысокий, сутулый, видимо, очень сильный человек, с тусклыми, узко посаженными глазами, выжидающе смотрел на бывшего директора. Он вовсе не был удивлён этим неожиданным вызовом.

Бастерт подумал, что, конечно, этот Брилле — человек жестокий и лучше кого-либо другого справится с таким поручением.

— Бертольда Грингеля необходимо убрать, — говорил Бастерт. — Что из того, что вы выводите из строя станки, — надо вывести из строя человека, который столь самонадеянно руководит сейчас всем заводом! Надо, чтобы рабочие боялись занимать такие посты. Убрать Грингеля я поручаю вам.