Мамедназар Хидыров - Дорога издалека (книга первая)

На меня напало оцепенение, ни на что не хотелось глядеть. А у моих соседей по зиндану в этот день неожиданно развязались языки. Хотя все знали, кто за что здесь очутился, за какие провинности, измышленные власть имущими, — сегодня каждый снова вспоминал свою беду, стремился поделиться горестными мыслями с окружающими. Старик, находившийся слева от меня, уже в который раз с подробностями рассказывал, как аульный эмлекдар — сборщик податей — обвинил его досрочной уборке на своем поле урожая без разрешения властей, да еще пытался утаить немалую долю. Эмлекдары в Бухарском эмирате являлись полновластными хозяевами во всем, что касалось урожая и податей. Они обязаны были собирать с данхан сороковую часть урожая, на деле же нередко отбирали чуть ли не десятую. «Излишек» присваивался, да ведь и с беком следовало поделиться, чтобы он не вмешивался. А тот не интересовался, какими способами эмлекдар выплачивает налоги с дайхан: ему только бы отдать положенное в эмирскую казну. Правители поддерживали один другого, а трудовой народ кормил всех этих мздоимцев, насильников… Уже тогда, подростком, я начал понимать, как хитро и подло все это устроено. Права была моя мама: у правителей не ищи заступничества против лиходеев. Вот старик пытался жаловаться беку на эмлекдара в своем ауле, а теперь сидит, обе ноги в колодке. Нашлись бы деньги — выкрутился, как дядя Аман… О чем бы я в то время ни думал, мысли возвращались к моей собственной горемычной судьбе. Скоро ли я вернусь на свободу из проклятого зиндана? Выздоравливает ли Донди, ждет ли она меня? Как живется несчастной матери? И еще одна, новая мысль то и дело сверлила мозг: до каких пор будут измываться над бесправными бедняками? Когда, откуда придет избавление? Или самим подниматься, с ножами, с чем придется, как Доиди?

Медленно тянулись однообразные, серые дни. Я не знал, что мать несколько раз приходила к тюремному двору, совала надзирателям то пяток монет, то дюжину яиц, еще какой-нибудь снеди, просила о свидании со мной. Однако ее каждый раз прогоняли — мало принесла… Об этом она мне рассказывала впоследствии.

Каждые три-четыре дня приводили нового заключенного. Кого за что сажали: один мимо мечети прохолил, когда там читали молитву; другой на бая пробовал жаловаться. Как-то привели парнишку моих лет. Оказалось: байский сын. Он разозлился на чабана, палкой голову тому проломил. Чабан помучился немного, да и помер.

— Ну, этот здесь не задержится, — сразу определил Сапар. И будто в воду глядел: байского сынка освободили на другой же день!

… Ко всему может привыкнуть человек, даже к колодке, которая крепко держит его за ногу. Несколько недель, что я провел в зиндане после освобождения дяди Амана, притупили, приглушили во мне даже надежду вырваться на свободу. Я и Донди реже стал вспоминать… Как вдруг привели еще одного заключенного, дайханина средних лет по имени Чары, человека, видать, бывалого. Этот начал не с жалоб на свою беду, сначала рассказал, что творится на белом свете.

— Вот какая напасть обрушилась на народ в здешних краях, — сказал между прочим новичок. — Ак-падишах вместе с эмиром задумали проложить железный путь от благодатной Бухары до самого Термеза. Чтобы по нему бегала огненная арба урусов. Как от Ташкента к Бухаре, от Бухары до Чарджуя и дальше в страну текинцев… Нужны люди, чтобы копать землю, таскать тяжести. Эмир повелел: от каждых двадцати семейств направить на постройку пути одного крепкого парня. Стонет народ в аулах… Ну, конечно, у кого деньги есть — складываются и сообща нанимают кого победнее…

Эти слова Чары, не знаю почему, сразу же так и врезались мне в мозг. Дальше я уж его и не слушал. Огненная железная арба урусов… Я, разумеется, слыхал про нее, однако никак не мог себе представить, на что она похожа. Бегает без лошади, но какая же сила движет ее? Да еще и по железному пути. Урусов — то есть русских — я дотоле также не видел еще ни одного. Мудрые, должно быть, люди, если смастерили железную арбу, которая сама бегает…

А для чего она им? Вот теперь такая арба появится совсем, близко от наших мест. И даже парни из аулов, ну, может, чуть постарше меня, сами будут проклады-вать для нее дорогу из железа. А ты сиди, будто баран на привязи, одна нога в колодке!..

В тот вечер такая лютая тоска сдавила мое сердце — жить не захотелось. Я долго не мог уснуть, и нога в колодке ныла сильнее, чем обычно.

Все-таки верно говорили мне в детстве: счастливый, дескать, ты парень, удачливый.

Утро следующего дня началось как обычно. Сводили в отхожее место, похлебки дали. Но сразу же после еды — неожиданность: на тюремном дворе показался старый знакомый — Хакберды-джебечи, задребезжал его хвастливый говорок. Сначала я не очень прислушивался. И вдруг называют мое имя! Я так и рванулся, забыв, что нога закована. Слышу — толкует о чем-то Хакберды со старшим надзирателем. Идут к зиндану. Дверь распахивают настежь.

— Нобат Гельды-оглы!

Меня!

Не успел я отозваться, старший надзиратель вместе с помощником отомкнули колодку.

— Выходи!.. — это мне. Еще ничего не соображая, вскакиваю на ноги. Неужели на свободу?!

— Друзья! Прощайте! Помоги вам аллах выбраться отсюда поскорее! Может, увидимся когда…

Не слышу, что отвечают мне товарищи по заточению. Вот я уже за дверью, во дворе! Ко мне подходит Хакберды-джебечи:

— Братец Нобат, здравствуй! Идем скорее. Скажи спасибо мне, всесильному Хакберды. Я все могу!

— Да пошлет аллах вам счастья и долголетия, дяденька… Сейчас в аул пойдем?

— Не-ет, сынок, господин казы не для того позволил тебе оставить зиндан. Благодари его за это, да и меня не забывай! Ну, а в аул тебе ходу нет. Вот, — он протянул мне узелок, — мать и родственники прислали тебе кое-что в дорогу. Слыхал про огненную арбу богопротивных урусов? Пойдешь строить для нее дорогу из железа: К полудню обещал прибыть посланец коркинского бека, с ним и отправишься. Что, может, не по нраву тебе? — пройдоха как будто опасался, что я откажусь.

Я молчал, охваченный противоречивыми чувствами. Значит, я не увижу маму, Донди? Но если сейчас не послушаться Хакберды, во второй раз едва ли удастся так легко ускользнуть из колодки в зиндане. Строить дорогу вместе с русскими. Интересно, хотя и жутковато… А, пусть! Только бы не в колодку!

— Что вы, Хакберды-ага! — я принудил себя улыбнуться. — Спасибо вам! Пойду куда скажут, все лучше, чем здесь. Только, когда увидите маму… и…

— Как же, как же, расскажу: дескать, здоров ваш сынок, прощальный поклон передает! Сегодня же их всех увижу, получу обещанное…

Он простился и ушел, поручив меня одному из слуг казы. Постепенно до моего сознания дошел смысл последних слов Хакберды: он остался верен своему ремеслу «посредника», устроил так, что меня выделили от аула на постройку дороги, а с моих родных содрал изрядный куш. Конечно, и с казы поделился, и с другими, у кого сила. Много лет спустя я доподлинно узнал, что все в точности так и было.