Нелли Шульман - Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая

Золоченый кузнечик на башне Фанейл-холла вертелся под сильным ветром с моря. Небо было темным, по нему чередой шли мрачные, рваные тучи. Корабли в гавани, поскрипывали, качаясь на легкой волне. Сыпал острый, мелкий снег, таявший на булыжниках площади.

Меир Горовиц поежился. Замотав вокруг шеи шерстяной, грубой вязки шарф, засунув руки в карманы редингота, юноша стал взбираться по узкой улице, что вела в сторону Бикон-Хилла.

В городе, — он на мгновение остановился и прислушался, — было тихо, только внизу, у порта, гомонили в тавернах моряки.

— Слишком тихо, — подумал юноша. Нащупав зашитые в подкладку редингота письма, он усмехнулся: «Впрочем, так и надо. Нечего привлекать внимание раньше времени».

Он поднял голову — маленький, двухэтажный, под черепичной крышей домик, — красного кирпича, стоял на углу Бикон-стрит. Меир увидел медную табличку: «Доктор Элайджа Горовиц. Прием без записи».

— Хаим не поменял еще, — Меир стянул зубами перчатку и нежно погладил табличку. «Папа, папа, вот и похоронили тебя. В Ньюпорте, как и маму, рядом с ней». Он вздохнул, вспомнив золотые, алые кроны деревьев, зеленую траву вокруг серых надгробий и стройный силуэт белокаменной синагоги за воротами кладбища.

Дверь внезапно распахнулась. Он услышал восторженный визг: «Братик! Приехал!»

— Ханука же, — ворчливо сказал Меир, целуя младшую сестру, что повисла у него на шее. «И я обещал».

Мирьям встряхнула каштаново-рыжими косами и стала считать на пальцах: «На обед будет рыба жареная, курица, — я к мистеру Лопесу ходила, он сразу десяток зарезал, холодно же, долго пролежат, тыквенный суп и пирог миндальный. Я кое-что тебе с собой дам, как в Нью-Йорк поедешь, ты же кое-как там обедаешь, наверное?»

Меир посмотрел в синие, серьезные глаза: «У меня же патрон, дорогая сестра, а у патрона — семья. Миссис Леви отлично готовит, так что я не похудел».

— Не похудел, — раздался с порога голос старшего брата. Хаим Горовиц, — высокий, светловолосый, с темно-серыми, как грозовая туча, глазами, стоял, прислонившись к косяку двери. Он наклонился и поцеловал каштановые кудри Меира. «Как там наш будущий таможенный брокер — справляешься?»

— Мистер Леви меня хвалит, — Меир подышал на руки. В тепле передней они стали немного согреваться: «Так что не ругай меня, что я не пошел в университет. Как твои занятия?»

— Может, еще и решишь учиться, — Хаим подтолкнул младшую сестру к гостиной. «Иди, приготовь там все, Мирьям, мы сейчас».

Девочка закатила глаза, и, выпятив губу, закрыла за собой дверь.

— Четырнадцать лет, что ты хочешь, — пожал плечами Хаим и вдруг подумал: «А мне самому — восемнадцать. Ну что делать, папы больше нет, значит теперь и Меир и Мирьям — на моих плечах».

— Занятия хорошо, — Хаим посмотрел в окно, за которым не было ничего, кроме темноты и бьющегося в мелкие переплеты стекла снега. «В следующем году сдаю экзамены и смогу уже сам принимать пациентов. Пока-то я доктору Абрахамсу ассистирую, ты помнишь его, друг отца».

— А что, — Меир устроился на каменном подоконнике, и взглянул на брата сине-серыми, большими, красивыми глазами, — как у вас там, в Гарварде, заставляют евреев ходить в субботу на занятия? В университете Род-Айленда этого не требуют, мне патрон рассказывал, он ведь его заканчивал.

— Не заставляют, — рассеянно ответил Хаим. Он тут же, сварливо, добавил: «Вот видишь, мистер Леви учился в университете, а ты не хочешь».

— Я лучше буду деньги зарабатывать. Вот этим, — Меир постучал по голове, накрытой черной, бархатной кипой. «Еще же Мирьям приданое надо дать, не забывай. Так что ты спросить собирался?»

— Где же этот курьер из Нью-Йорка? — подумал Хаим. «Мистер Адамс сказал — не сегодня-завтра должен появиться».

— Скажи мне, — небрежно спросил старший брат, — а кто с тобой ехал, в почтовой карете?

— Вдова священника из Пенсильвании с тремя детьми, спившийся стряпчий, и торговец галантереей, — отчеканил младший брат. «Евреев не было, если тебя это интересует».

— Хорошо, — вздохнул Хаим. Мирьям, высунувшись из гостиной, позвала их: «Все готово!»

Меир вспомнил, как отец зажигал свечи, — сдвинув очки на кончик носа, шепча молитвы. Найдя руку младшей сестры, юноша пожал ее. Мирьям чуть слышно всхлипнула: «Первая Ханука без папы, братик».

— Она же мать почти не помнит, — понял Меир. «Четыре года ей было, как мама умерла. А мне — шесть. И опять, — он услышал красивый, низкий голос старшего брата, что произносил благословение, — опять сироты. Господи, ну только бы все хорошо было».

— Амен! — звонко сказала Мирьям и запела: «Ма оз цур иешуати, леха ноэ лешабеах…»

— Тикон бейт тфилати, вешам тода незабеах, — присоединился к ней Меир. Старший брат поправил свечи. Глядя на два огонька, что трепетали, бились в подсвечнике, обняв их за плечи, он тоже запел.

Мирьям сидела с ногами в кресле, орудуя иголкой. «Чулки я тебе все перештопаю, — сердито сказала она, — сразу видно, сам зашивал. И редингот в пятнах, завтра их с утра сведу, а ты спи».

Меир облизал пальцы и взял еще одно пирожное: «Очень вкусный был обед, сестренка. Гораздо лучше, чем у миссис Леви, — он улыбнулся. Мирьям, покраснела: „Хотелось, чтобы вы поели, как следует, Хаим ведь тоже — он три дня в университете, а два — доктору Абрахамсу помогает, там и обедает, у него. Он тоже — вдовец, Абрахамс, так что я и ему готовлю“.

— А учишься ты когда? — Меир скосил глаза на тетради и книги, что лежали на столе.

— С утра, к миссис Хэнкок хожу, с другими девочками, — Мирьям улыбнулась. „Ты навести ее, она всегда рада своих бывших питомцев увидеть. А после обеда — с миссис Франклин занимаюсь, акушеркой“.

— Надо будет ночью встать, письма из редингота вынуть, — подумал Меир, глядя на сосредоточенное, хорошенькое лицо сестры. „Мирьям, если спросит, скажу, что подкладка распоролась. Этот мистер Адамс меня будет ждать завтра, в Фанейл-холле, у третьей лавки по левую руку. В десять утра. Не проспать бы, вот что“.

Он зевнул и попросил сестру: „Ты меня в девять разбуди, Мирьям, хорошо?“

— Это еще зачем? — удивилась она, складывая заштопанные чулки. „Спи себе, сколько хочешь“.

— Соскучился по Бостону, — зевнул Меир, — прогуляться хочу, а то сейчас зима, темнеет рано.

— Ну, хорошо, — Мирьям пожала плечами: „Дай мне мешочек для рукоделия, там, рядом с кроватью лежит“.

Брат потянулся за тонким, вышитым мешочком. Неловко повернувшись, юноша выпустил его из рук. Мотки ниток упали на пол, за ними последовал кусочек шелка. Меир спросил, глядя на аккуратно нашитые рядом, белые и красные полосы: „Это что еще такое?“